В статье историка и исследователя старообрядчества Н.А. Старухина рассматриваются старообрядцы, их взаимодействие с церковными и гражданскими властями, а также распространение белокриницкого согласия и открытие храмов на территории современного Тальменского района до 1920-30-х годов.
Старообрядцы Тальменского района: новые материалы
Вопрос о ранней истории старообрядчества, сыгравшего заметную роль в освоении Алтая и в том числе территории Тальменского района, давно отмечался в различных исследованиях. Прежде всего это работы Ю. С. Булыгина, а также публикации в районной прессе прессе В.И. Казанцева. Ю.С. Булыгин упоминает имена особенно известных старообрядцев. В частности, Григория Тагильцева, одного из старожилов д. Язовой: а затем и основателя д. Урывной. На мосте этой деревни впоследствии построен Павловский завод [4]. Трагические события 1723 г., связанные с крупнейшим на Алтае самосожжением старообрядцев в Елунинской пустыни, «близ деревни Езовой на реке Чюмыши» описаны старообрядческим писателем-поморцем С. Денисовым, а позднее «патриархом» сибирской археографии Н.Н. Покровским [5].
Роль старообрядческого переселения на территорию теперешнего Тальменского района в начале XVIII века, места европейского выходи старообрядцев, причины миграции, связанные с правительственными репрессиями, рассмотрены и в наиболее серьезных дореволюционных исследованиях [В].
Мы остановимся на более позднем периоде раскола, представляющем немалый интерес. Территориальные рамки статьи ограничены историческими границами современного Тальменского района, что позволяет, на наш взгляд, с максимальной полнотой представить историю старообрядчества данного региона.
По Барнаульскому округу, из состава которого выделился современный Тальменский район, местами наибольшей сосредоточенности старообрядцев считались Тальменская, Боровлянская, Чумышская и Верх-Чумышская волости [7]. Наиболее крупным и ранее сформировавшимся, стало поморское согласие с центром в Шипицинской часовне. Часовня, или моленная, не случайно носила название «соборной», она объединяла ряд поморских моленных в других районах края. Авторитет шипицинских наставников отчасти объяснялся и их непосредственной связью с Выгорецким общежительством, откуда согласие и получило свое распространение с 1694 года. Так, авторитетнейший наставник в 1830-1840-х гг. Фирс Харин в молодости учился церковному уставу и пению на Выге. Настоятелем он стал сразу после прибытия из Выгорецкого монастыря, из Поморья |Н]. Нелегкие обязанности наставника он продолжал выполнять и в 1850-х гг., когда, как указывают миссионерские отчеты, «почти совершенно ослеп» [9].
Часовня вызывала немало хлопот для приходского духовенства, от которого требовалась борьба с расколом. Не случайно с 1845 г. часовню в с. Шипицино превращают в единоверческую церковь. Единоверческая церковь, рассматриваемая старообрядцами как одна из структур синодальной, «антихристовой» церкви, доверия у них не вызывала. Часовня (церковь) нередко тайно распечатывалась для ведения богослужений, а в 1859 году поморский наставник Ксенофонт Гутов предпринял попытку по обращению Шипицинской церкви снова в моленную. Записи в защиту зтого предложения дали и крестьяне Боровлянской волости — с. Анисимово, д. Луштшковой, с. Окулавскаго, с. Думческого, д. Шадринцевой, Бочкаревой, Верхне-Инской, Ново-Лушниковой, Пятково; в Тапьменской волости — д. Казанцевой, Дрянковой, Усть-Чумышской, с. Язовского, д. Беспаловой, с.Шипицино, д.Зайцевой, Новояловой, Курочкиной, Воскресенской, Ново-Вознесенской, д. Усовой, Ново-Перуново и др [10]. На собранные общинами деньги организовали поездку с ходатайством в Петербург сына Ксенофонта Петра и крестьянина д.Казанцевой Каллистрата Кузнецова. Попытка оказалась неудачной и дело закончилось судом нал Гутовыми в ноябре 1866 г. Видимо, с этими событиями связано дело об «оскорблении», нанесенном священнику Шипицинской церкви Конусову крестьянами с. Шипицинского [11] и подача церковному причту коллективного заявления старообрядцев, приписанных к шипицинскому приходу н апреле 1863 г. В их заявлении указывался «единодушный приговор исполнять свои (дораскольные — Н.С.) обряды самим самостоятельно...» [12]. Подобные заявления делились и гораздо раньше.
Например, в апреле 1842 г., когда шипицинская часовня была запечатана с условием перехода старообрядцев в единоверие. В подписке, данной старообрядцами деревень Шипициной, Беспаловой, Язовой, Шмакиной и др., среди прочих условий принятия единоверия оговаривались те, по которым священникам Тальменской Михало-Архангельской церкви, как ближайшей, советовалось не стеснять их «в обрядах богослужения» и действовать «...по словам свяшенного писания, изложенным в старопечатных святых книгах, писанных до лет Никона патриарха, и чтобы не вводили... нового обряда...» [13]. Последовательность поморцев можно увидеть и в том, что к 1880-м годам Томское епархиальное начальство в Шипицинскую церковь уже не назначало священника. Перестроенную из часовни церковь вскоре закрыли, ее утварь перешла в собственность выстроенной к зтому времени Язовской церкви [14].
Поморское согласие являлось наиболее распространенным, но не единственным согласием в интересующем нас районе. Встречались здесь и представители поповских согласий, принимавших переходящих из новообрядческой церкви священников. Об этом имеются довольно ранние свидетельства. К примеру, полученная в ноябре 1730 г. в Канцелярии Колывано-Воскресенского горного начальства из Тобольской духовной консистории промемория сообщала, «...что по речке Чумышу в лесу... живут потаенно злодеи раскольнические попы Ефим Иванов прозванием Гонба... так же и другие расколнические лжеучители и старцы и многие потаенные расколники... которые перекрещеваны означенными попами...» [15]. В приложенном к делу реестру значились перекрещенные Гонбой «сообщники». Среди них значились в д. Качкарагаихе (так!) Афанасий Мыльников, «грамоте умеющий» (грамотность в подобных случаях служила отягчающим вину обстоятельством т.к. автоматически предполагала собой «оказательство» и «пропаганду» раскола) с женой и братом Ефимом, Прокопий Дубровин; в д. Тайменке (так!) — Иван Гилев с братьями Никифором, Трофимом, Федором, Терентий Кузнецов, «грамоте умеющий», его брат Петр с матерью, Петр Дуганов с женой; в д. Луговой — Андрей Бурцов, его брат Елисей, Александр Кузнецов с сестрой Екатериной; в д. Зайцевой — Иван Зайцев и Гаврила Шишкин, Игнатий Колесников, Александр Мартемьянов [16]. Рекомендовалось взимать с них двойной оклад, «...никого не учить и никакими способы к той раскольнической прелести не привлекать...» [17], а также обычная в таких случаях мера — конфискация печатных и «писменных книг» во избежание «прелщения» и «соблазна».
Надо сказать, что отношение к расколу незначительно изменилось и позже. Подтверждает это и начатое и августе 1837 г. многолетнее следственное дело над поселенцем Аристархом Черкасовым, «за ложное название себя священником» [18]. К делу привлекли и крестьянина д. Листвянки Боровлянской волости Льва Волкова, в доме которого обнаружили моленную. Волков отделался штрафом и конфискацией части имущества, хотя Томская консистория м требовала настоятельно от барнаульского духовного правления наблюдения за ним: «...не совращает ли он в раскол кого-либо... или не бывает ли собраний в его доме...» [19]. У Волкова отобрали и значительное количество книг богослужебного круга: Псалтырь, Часослов, Четьи-минеи, молитвенник, некие «Избрания святых отцев православной веры» и «Собрание слов» [20].
Книги сопроводили из земского суда в духовное правление для освидетельствования: «...нет ли в них ересей... и противного нравственности христианской» [21]. Кроме того, консистория по каким-то соображениям приказала, чтобы Часослов освидетельствовал священник Тальменской церкви о. Михаил Мишин и чтобы непременно был истреблен шкаф «наподобие налоя» (аналоя — Н.С.). А также консистория требовала узнать, окрещен ли младенец Агафьи Волковой, в «молитвовании» которого обвинялся о. А. Черкасов.
В июле 1839 г. священник тальменской церкви о. Михаил Мишин рапортовал барнаульскому Духовному правлению о крещении младенца Агафьи Волковой в Тальменской церкви еще в мае 1837 г. В этом же рапорте говорилось, что предназначенный консисторией к уничтожению аналой с хозяйственной рачительностью внесли в опись церковного имущества, а Часослове же ереси «против православной церкви», «кроме грамматических ошибок» не оказалось [22].
Судьба Часослова, как и других книг, неизвестна, хотя можно предположить, что они нашли свое место в консисторской библиотеке, как и десятки им подобных книг, это в лучшем случае. В худшем — они могли просто пропасть.
Из отрывочных представленных следственных документов трудно понять, чем закончилось дело по следствию над о. Черкасовым. Имя Л. Волкова в архивных документах встречается чаще, чем имя А. Черкасова. Так, в июне 1848 г. священник Тальменской церкви Василий Львов рапортом доносил. что Волков, несмотря на увещания и убеждения, не стал обращаться «ни к православию, ни к единоверию», как он объяснял сам: «...потому что... в означенных церквах исполняются новшества...», «...и остался при онем расколе стариковщины» [23].
С именем Л. Волкова связано и распространение священства, так называемого белокриницкого согласия в 1860-х гг. в пределах барнаульского округа. В январе 1867 г. на Л. Волкова поступил очередной донос, в котором сообщалось, что на его пасеке проживает приезжий архиерей [24]. Это был арестованный впоследствии первый сибирский старообрядческий епископ Савватий. Дело закончилось заключением и высылкой Савватия, но остановить распространение священства белокриницкого согласия уже не удалось. Жалобы на его распространение все чаще встречались в отчетах приходских священников. Неоднократные сетования по поводу «вторжения» переселяющихся московских и пермских старообрядцев 1860-начале 1880-х гг. выражал причт Анисимовского прихода. Среди известных «деятелей раскола» в селе называли фамилии Прямовых, Медновых, Афониных [25].
Массовую регистрацию старообрядческих общин можно проследить в названных выше волостях после выхода правительственных указов от 17 апреля 1985 г. «О свободе совести» и 17 октября 1906 г. «О порядке устройства общин». Согласно этим указам, только с марта по октябрь 1907 г. зарегистрировались общины белокриницкого согласия в д. Лушниковой Буранской волости, в . Тальменском, д. Ново-Еловке, Курочкиной Тальменской волости с центром в с. Анисимово. Кроме того, община поморского согласия была зарегистрирована в с. Окуловском Боровлянской волости и ряд общин белокриницкого согласия в Чумышской и Верх-Чумышской волостях [26]. Белокриницким согласием вскоре было создано пять благочиний в Томской губернии. Центром второго благочиния стало с. Анисимово с приходами в с. Маслянино, д. Чудиново, Большой заимке и др. [27].
В мае 1906 г. был рассмотрен проект строительства церкви в с. Анисимово [28]. Саму постройку Никольской старообрядческой церкви начали позже — 31 августа 1908 г. [29].
Анисимовский приход играл заметную роль в жизни старообрядческой епархии. Настоятель храма о. Павел Храмцов принял деятельное участие в работе старообрядческого съезда в 1913 г., проходившего в Барнауле [30]. В марте того года в с. Анисимово велись собеседования старообрядцев, приемлющих священство белокриницкой иерархии, с представителями официальной церкви. Как отмечалось, беседы прошли для старообрядцев удачно, и «...обширное каменное сельское училище едва вмещало слушателей разных согласий» [31].
Пережив период преследований после раскола во второй половине XVII в. и, более того, успешно реализовав свой внутренний потенциал в начале XX в., старообрядчество оказалось не в состоянии преодолеть политические и социальные катаклизмы 1920-1930-х гг. Репрессии тех лет практически уничтожили некогда мощное духовно-религиозное народное движение. Предстоит еще немало сделать местным краеведам, чтобы глубже отразить этот трагический этап нашей истории.
Примечания
- 1. Булыгин Ю.С. Первые крестьяне на Алтае. Барнаул, 1974.
- 2. Булыгин Ю.С. Первые русские поселения па Алтае. // Алтайский сборник. Вып. XIV. Барнаул. 1991. С. 10-24.
- 3. Казанцев В. На нижнем Чумыше (Исторический очерк). // Тальменская жизнь. № 57-70, 76-79, 81. 1995.
- 4. Булыгин Ю.С. Некоторые вопросы культуры приписной деревни Колывано-Воскресенских горных заводов XVIII в. // Крестьянство Сибири XVIII-нач. ХХ в. (Классовая борьба, общественное сознание и культура). Новосибирск. 1975. С.67.
- 5. Покровский Н.Н. Следственное дело и Выговская повесть о Тарских событиях 1722 г. // Рукописная традиция XVI-XIX вв. на Востоке России. Новосибирск. 1983. С. 64, 69-70.
- 6. Беликов Д.Н. Первые русские крестьяне-насельники Томского края и разные особенности в условиях их жизни и быта (Общий очерк за XVII и XVIII ст.). Томск, 1898. С. 1-27.
- 7. Беликов Д.Н. Томский раскол (Исторический очерк от 1835 по 1880-е годы). Томск.- 1900. С. 15.
- 8. Беликов Д.Н. Томский раскол (Исторический очерк от 1834 по 1880-ые годы). Томск.- 1901. С. 64.
- 9. Там же.
- 10. Беликов Д.Н. Томский раскол. С. 122.
- 11. ЦХАФ АК. Ф.Д.2. оп. I. л. 1478.
- 12. Беликов Д.Н. Указ. соч., С. 125.
- 13. Беликов Д.Н. Указ соч., С. 187.
- 14. Беликов Д.Н. У каз. соч., C. 213.
- 15. ЦХАФ АК Ф.1. оп. 1. д.29. л.494-494об.
- 16. ЦХАФ АК. Ф.1. оп. 1. д.29. л.498.
- 17. ЦХАФ АК. Ф.1. оп. 1. д.29. л.495об.
- 18. ЦХАФ АК. Ф.26. оп. 1. д.1035. л.65.
- 19. ЦХАФ АК Ф.26. оп. 1. д. 1035. л.67об.
- 20. ЦХАФ АК Ф.26. оп. 1. д. 1035. л.85.
- 21. ЦХАФ АК Ф.26. оп. 1. д. 1035. л.85.
- 22. ЦХАФ АК Ф.26. оп. 1. д. 1035. л.88-88об.
- 23. ЦХАФ АК Ф.26. оп. 1. д. 1035. л.106-107.
- 24. Беликов Д.Н. Томский раскол. С. 24.
- 25. Беликов Д.Н. Указ. соч., С. 12.
- 26. Томская епархия // Памятная книжка Томской губернии за 1910. С. 174-176.
- 27. ЦХАФ АК. Ф.135. оп. 1. д.21. л.20.
- 28. ЦХАФ АК. Ф.31. оп. 1. л.500.
- 29. Церковь. 1908, № 38, С.1299.
- 30. Старообрядческий епархиальный съезд в Барнауле // Алтайский крестьянин. 1913. № 24. С.13-16.
- 31. Церковь. 1913, С.535-536.
Источник: Нижнее Причумышье: очерки истории и культуры : Материалы краев. науч.-практ. и метод. конф. / Степанская Т. М. Щеглова Т. К. Барнаул, Тальменское. 1997, — С 73-77.