Введение
Со времени крещения Руси вместе со всеми проявлениями богослужения из Византии было перенято и церковное богослужебное пение. Но, восприняв старовизантийскую нотную систему, более чем за полтысячи лет русский народ развил ее и преобразовал со своими интонационно-мелодическими особенностями и православным миропониманием. В результате был выработан свой тип нотации и стиль пения.
Основу русского богослужебного пения составляет столповой знаменный распев. Мелодическая структура знаменного распева обусловлена применением восьми гласов и попевок (как, впрочем, и в византийском и западном григорианском пении тоже), из которых как из лоскутков набирается песнопение.
Русский вариант богослужебного пения – знаменный распев был в XVII веке вполне сформировавшимся и самодостаточным, и не требовал каких-либо изменений. Людям он был родным и понятным. Как же так случилось, что он, по словам Б.П. Кутузова, сейчас является «затонувшей Атлантидой», а современный наш соотечественник не представляет, как можно записать мелодию без линейного нотного стана? А ведь петь можно не только по нотам, но и по крюкам, а то и вообще по каким-то другим условным обозначениям. Так почему же линейные ноты широко распространены, а не что-то другое? Можно подумать: «потому что ими удобнее пользоваться». Но кому удобнее и для чего?
Мне кажется, здесь уместно сравнение языков, например русского и китайского. Для того чтобы научить читать, детям преподают сначала азбуку. Дети узнают, что есть буквы. Потом из букв складывают слоги, затем – слова, из слов – предложения. А у китайцев один иероглиф означает слово, другой – словосочетание, третий – почти законченную мысль. Они, скорее всего, не учат азбуку, не складывают слогов. Но при этом ничуть не тужат, а свободно между собой общаются, пишут и читают книги.
Теперь представим себе, что некоторым людям из правящей элиты так понравились китайские иероглифы, что они решили распространить культуру китайского письма в России, для того чтобы заменить русскую письменность. Польза от этого весьма сомнительная. А ведь примерно так и произошло в середине XVII века с линейной нотацией и крюковым пением. И сейчас есть те, кто считает вполне нормальным исполнять мелодии знаменного распева по нотам.
Разница культур
На Руси издавна понимали различие между богослужебным пением и светской музыкой. И хотя народные играния - песни и богослужебное пение, конечно, имели взаимное влияние, но всегда были разными, даже противоборствующими культурами. Играние на гуслях, домрах и пр. считалось бесовским занятием. Поэтому различие между музыкой и богослужебным пением, игрой (песнями) и пением представлялось не просто как между двумя видами одного искусства, а как между совершенно противоположными началами.
В западной католической церкви было (и есть) все наоборот. Музыка признавалась как свободный вид искусств. И в условиях этой «свободы от Христа» естественным направлением развития католического церковного пения является постепенное его расцерковление. «Свободная» музыка в храме является чем-то посторонним, сопровождающим, развлекающим. А такой музыке тесно в рамках одноголосного пения, ей нужно все время что-то новое, непознанное, разнообразное. Она тянется к полифонии, ее не устраивает ни григорианское, ни византийское, ни русское знаменное пение.
Переход на линейную ноту
Линейная нотация своим появлением на Руси обязана многоголосному пению, потому что крюки совершенно не приспособлены к полифонии. Именно многоголосное гармоническое звучание оказалось по нраву, в первую очередь, царю Алексею Михайловичу и другим «прогрессивным» знатным людям.
На западной и юго-западной Руси в первой половине XVII века уже широко распространилось многоголосное партесное пение из Польши, и певческие книги были уже переведены с безлинейной нотации на линейную. И к моменту революционной деятельности патриарха Никона, на Украине уже были певцы и педагоги, воспитанные на партесной гармонизации и пользующиеся только линейной нотацией.
Как известно, вкусы прививаются. И всего лучше прививать их с детства.
В десятилетнем возрасте царевич Алексей изучает строчное пение.
Строчное пение некоторые исследователи истории русской древней музыки считают естественным явлением в развитии богослужебного пения на Руси. То есть, это начало русского многоголосия. На самом деле многоголосие не могло получить развитие в системе знаменного пения, и строчное пение – скорее то самое исключение из правил, которое подтверждает собой эти правила.
Ну, так вот. Получив в детстве «прививку» «суррогатного» русского многоголосия и затем ознакомившись с гармонизированным партесом, Алексей Михайлович становится поклонником последнего. Он неоднократно вызывает с Украины певцов и сочинителей для обучения своих подданных.
Патриарх Никон, еще будучи митрополитом в Новгороде, покровительствовал киевским певцам, несшим в Московию партесное пение и «киевское знамя» – линейную нотацию.
Очень хорошо высказался о роли патриарха Никона в деле внедрения западного мышления в богослужебном пении И.А. Гарднер:
«Можно сказать, что в центре переворота в этой культуре (богослужебно-певческой), поворота от востока к западу, перехода к постепенной секуляризации этого искусства стоит патриарх Никон со своими реформами… Хотелось бы его сравнить с железнодорожным стрелочником, переведшим стрелку пути богослужебно-певческого искусства на другой путь, беспрестанно удаляющийся от первого, главного пути»[2].
Очень удачное сравнение, учитывая, что Никон как патриарх со своими реформами был «порождением» царя Алексея Михайловича и его окружения.
При активной поддержке царя и Никона партесное пение стало насаждаться в Московском государстве, посредством приглашения все новых певцов из «Малыя России», и с помощью «просвещенных» знатных бояр.
«Боярин Федор Ртищев устроил близ Москвы Андреевский монастырь, в котором находили приют приезжавшие из Украины ученые, литераторы, певчие. Боярин Шереметьев привез из Киева в Москву капеллу певчих»[7].
Личные свои партесные хоры имели князья Мещерский и Трубецкой, боярин Нарышкин и другие. Известный строгановский хор также переходит к многоголосию.
«Устав о знамении Мусикийскаго пения». Середина XVIII в. Полуустав
Очень важную, большую роль в пропаганде партесного пения сыграл украинский, обучавшийся в Польше, музыкальный теоретик, педагог и композитор Николай Дилецкий. Приехав во второй половине 70-х годов из Польши в Москву, он по просьбе Г.Д. Строганова переводит свой собственный, до того изданный в Вильно, труд «Идея грамматики мусикийской» на славянский язык и, переработав, трижды издает его в России. Также Дилецкий создает в Москве целую школу композиторов и мастеров хорового пения.
В одном издании своей «Грамматики» Дилецкий добавляет предисловие, сочиненное придворным дьяконом (Сретенский собор в Московском Кремле) И.Т. Кореневым.
Коренев в своем предисловии ставит партесное пение гораздо выше унисонного знаменного пения. Взгляды Коренева как нельзя более соответствовали принципам новой музыкальной школы Дилецкого. Поэтому последний и поместил труд Коренева в своей книге, чтобы его идеи не выглядели как навязанные иностранцем.
«Для Коренева столь же допустима «мусикия», сколь были приемлемы для живописцев Владимирова и Ушакова «световидные» лики новой живописи»[6].
Коренев и Дилецкий в своих трудах разъясняли принципы построения музыкальных композиций и при этом обвиняли приверженцев русского знамени в невежестве и безграмотности, тем самым обнаруживая непонимание православной культуры.
«Ключ разумения» Тихона Макарьевского. Конец XVII в. Полуустав
Дилецкий явился в нашей истории теоретиком нового музыкального сознания.
Еще одним идеологом новых музыкальных веяний на Руси был Тихон Макарьевский. Его трудами были переведены многие песнопения знаменного распева на линейную ноту, а его «Ключ разумения» и «Сказание о нотном гласобежании» объясняли певцам новую систему нотации.
Для более быстрой усвояемости «киевского знамени» московитянами появились двоезнаменники – певческие книги, содержащие как линейные ноты, так и столповую нотацию, одно над другим.
Внедрение линейной нотации было необходимым делом при партесном пении, так как при многоголосном пении она имеет бесспорные преимущества перед крюками.
«Азбука певческая», середина XIX в. Полуустав. Шифр 379-6.
Вернемся к нашему примеру с языками. Если хочешь говорить, писать, читать на немецком языке, то удобнее всего при этом пользоваться немецкой письменностью. А так как россияне пользовались знаменным распевом, он был родным и понятным, то и нужды им не было в другой какой-то системе нотных записей, кроме крюковой.
Царь Алексей и патриарх Никон вводили в русский обиход западноевропейскую музыку и поэтому само собой европейскую нотную систему. Кстати, любопытное замечание делает И.А. Гарднер: «Характерно также, что эта линейная нотация была заимствована не от григорианского пения католической церкви, где нотный стан состоит только из четырех линий, а из общемузыкальной светской системы, с пятью линиями»[2].
И в этом нет ничего удивительного, потому что общий курс взят, как и в католической церкви, на расцерковление музыки, отделение музыки от богослужения.
Если отец семейства пьет, курит, ругается матом, то его детям трудно представить, что это очень плохо и этим нельзя заниматься ни в коем случае. Так, если царь-батюшка и его окружение поддерживают, пропагандируют партесное пение и вводят его повсеместно, то, естественно, народ постепенно привыкает и начинает сам использовать линейную нотацию. Причем, эта «партийная линия» тянется до наших дней. В наше время многие исследователи истории музыки считают переход к линейному стану очередным шагом в развитии музыкальной культуры. Но при всей своей «прогрессивности» полифоническое пение, как и тесно с ним связанная линейная система находятся в полном отрыве от традиционного знаменного пения. Это не развитие. Это искоренение старого понятного и насаждение нового чуждого. И процесс этот вовсе не естественный.
Вот как понимают музыку ее идеологи. Коренев в своем труде на вопрос: «почему музыка называется музыкой?» отвечает: «от различий множества голосов и равным образом от многообразно устроенной в пении гармонии. Произошла же она от музыкальных звучаний, от органов и кимвалов и от некоторых других музыкальных инструментов… незнающие говорят неразумно, что одно является музыкой, а другое не является. Я же всякое пение называю музыкой…»[6]. То есть музыка, по его мнению, называется музыкой потому, что она музыка.
Пару лет назад среди учащихся американских школ был проведен опрос, в котором один из вопросов был: «почему Америка называется Америкой?» Значительный процент опрошенных ответил: «Потому, что Америка – великая свободная страна».
Может все-таки, музыка произошла от языческих муз, девяти богинь – покровительниц свободных искусств.
«В то время, как все музыкальные системы берут свое начало в звуке, извлекаемом из изобретенных Иувалом инструментов, русская система богослужебного пения восходит к невещественному славословию ангелов, воспетому еще до сотворения видимого мира. Вот почему древнерусская теория есть уже не теория музыки, но теория богослужебного пения»[5].
Пение богослужебное так называется потому, как неотъемлемо от богослужения и является его составной частью. Светская музыка и богослужебное пение есть две противоположные вещи. Музыка ведет родословную от Иувала сына Ламеха (потомок Каина), а богослужебное пение от Еноса сына Сифа, когда «начали призывать имя Господа» (Бытие, 4). Музыка призвана умилять и развлекать, создавать настроение.
Дилецкий: «Музыка – это то, что своим пением или игрой настраивает человеческие сердца на веселие, или сокрушение, или плач»[6]. «Музыка – греческое слово, по-славянски это пение, которое побуждает человеческие сердца к веселию или к жалости»[6]. Страстность, эмоциональность, чувственность церковного пения всегда осуждалась отцами церкви. Дилецкий также вводит понятия мажора и минора – веселое и жалостное пение.
Новая музыкальная философия, изложенная Кореневым и Дилецким, прямо советует: если хочешь быть «мусикии строителем» (композитором), то имей прилежание, научись играть на «органех» (инструментах). Европейская мажорно-минорная теория мелодии открывает творческую дорогу сочинительству.
«Теперь не музыкальная фактура проистекает из слов текста…, но имеет уже первенствующее, самостоятельное бытие и ни в какой мере не зависит от текста, и еще меньше от идей, выраженных словами текста. И потому она может с одинаковым слуховым успехом «без тексту игранною бывати». Ясно, что при таком положении партесное пение, вносимое в богослужение, перестает быть элементом назидания и одной из форм богослужения…
Перенесение центра тяжести с текста и богослужебного значения песнопения на только музыкальную форму, … вызвало небрежное отношение композиторов к тексту»[2].
«Наивысшего развития стиль партесного многоголосия достиг в особом жанре торжественных, праздничных композиций, называвшихся концертами… Мелодика партесного концерта полностью освобождается от связи со знаменным распевом, обнаруживая зачастую ясно выраженную близость к бытовым песенным истокам»[4].
«Композиторы стали понимать литургию не столько как литургию – общее, совместное дело всей общины, всех предстоящих, – а как тему для выражения музыкальных мыслей; и не как священнодействие, а как музыкальное развлечение…»[2].
По словам Б.П. Кутузова, партесное пение является «трехмерным», вещественным, материальным, более ощутимым, чувственным, земным.
Благодаря идейному перевороту в понимании певческой культуры в русской православной церкви мелодическая составляющая песнопений уже не базируется на осмогласном попевочном принципе, освященном многовековой церковной практикой, а полностью зависит от своеволия композитора. Да что мелодия!? Сам текст теперь легко «подгоняется» под задумки творца музыки.
Почему крюки?
Итак: многоголосное пение – это не богослужебное пение. Это привнесенный из мира гордыней человека лишний элемент в храме. А знаменный распев – это необходимая составляющая общественной молитвы. Но при чем тут ноты? Какая разница, каким способом записана мелодия, крюками или линейной нотацией? Разница огромная. Вот как эту разницу хорошо показывает В.И. Мартынов:
«В теории небесного ангельского пения, образом которого являлось православное пение, невозможно допустить мышления и оперирования вещественными, земными параметрами, каковыми являются высота и продолжительность звука, ибо ангельское пение, будучи невещественным по своей природе, не могло быть и описано откровенно вещественным способом. В результате древнерусская теория пения не оперировала отдельными точками-звуками, из которых складывалась картина интонационного процесса… Различные знамена и их модификации обозначают не ступени звукоряда, но ступания по ступеням. Это заложено уже в самих определениях высотных уровней, выражающих не предметность, но действенность и отвечающих не на вопрос «что?», но на вопрос «как?»: «мало повыше», «паки повыше», «вельми паки возгласити» и т.д.
…Как сольмизация, так и линейная нотация направлены, прежде всего…, на аналитическое разъятие мелодии до мельчайших частиц, ее составляющих… сама мелодия перестает быть рядом освященных Церковью канонических попевочных формул и превращается в набор звуков, из которых можно составлять новые произвольные мелодические построения»[5].
Трезвоны, на крюковых нотах. 1682–1696 гг. Полуустав. Текст истинноречный. Нотация знаменная, с пометами и признаками.
Если мы еще раз заглянем в историю и посмотрим, как появилась знаменная нотация, то увидим, что знамена «выросли» на богослужебном тексте за несколько сот лет. Сравнив сохранившиеся рукописи разных веков, можно заметить, как крюки появились, «росли», «расправляли плечи», и занимали свое место над текстом, с которым они неразрывно связаны по происхождению.
Продукт чьего творчества знаменная нотация? Это соборное многовековое творчество русской православной Церкви.
Кто придумал нотный стан? Гвидо из Ареццо (995-1050), а ввел во всеобщее употребление Папа Иоанн XIV в 1026 году.
На линейном стане ноты совершенно «безразличны» по отношению к той мелодии, которую они составляют. Их роль – фиксировать высоту и длительность. Крюки же, напротив, имеют каждый свой характер и тонко подчеркивают смысл текста, который они озвучивают.
В ряде древнерусских певческих азбук содержится символическое толкование знамен, что нам подсказывает их богословскую направленность и различную манеру исполнения каждого.
Заключение
«Мелодии знаменного пения в том виде, как они изложены в рукописях середины и второй половины XVII века, отражают последний и высший этап древнерусского певческого искусства, итог его многовекового развития»[4].
Насчет «последнего» согласиться не могу, а вот что «высший», очень может быть, потому, как худа без добра не бывает. Именно благодаря тому, что в самый расцвет богослужебного пения в русской Православной Церкви происходит разделение на тех, кто сохранит веру своих отцов и тех, кто верит в то, во что прикажет «барин», знаменное пение смогло выжить и обособиться от влияний моды светской музыки.
Например, вместе с появлением «киевских певчих» в Московском государстве стали появляться рукописи с так называемыми греческим, киевским и болгарским распевами, которые, как правило, были записаны «киевским знаменем». Эти распевы вполне могли бы прижиться в богослужебной практике, если бы не введение партеса, так как они вполне легко записывались и крюками. Но эти распевы сейчас почти выродились, потому, что уже несли в себе тяготение к мажорно-минорной тональности западной культуры. Читаем у Н.Д. Успенского:
«Греческий, болгарский и киевский распевы привлекли свежестью интонаций и их непосредственной близостью к народной песне… Наконец, следует отметить и определенность эмоциональной окраски новых распевов, в особенности греческого и болгарского, – светлую жизнерадостность мажорных мелодий и теплую задушевность минорных»[7].
При тех гонениях на староверов, которые сопровождали историю нашей страны с середины 17 века, молящимся людям было не до «задушевности» и «жизнерадостности» интонаций. Поэтому до наших дней было сохранено самое необходимое и ценное богослужебное пение.
В нынешних условиях свободы вероисповедания и в преддверии новых гонений на христиан необходимо все большее привлечение сторонников русского знаменного пения к его изучению и практикованию в его наибольшей полноте.
Для того чтобы нам сейчас было легче усваивать те мелодические построения, которые дошли до нас в крюках (благодаря постническим, молитвенным и мученическим подвигам наших предков), в начале XVII века к знаменам стали приписывать киноварью буквенные обозначения относительной высоты звуков – Шайдуровы пометы.
«Сказание о пометках, еже пишутся в пении над знаменем». И.А. Шайдуров. 2-я половина XVII в. Песнь 3-ая
Во второй половине XVII века комиссия, возглавляемая ученым монахом Александром Мезенцем (Стремоуховым), разработала новую систему дополнительных обозначений к крюкам – признаков. Эта комиссия, состоявшая из знатоков пения того времени, закрепила в своих решениях построение певческого звукоряда на основе четырех согласий. Итогом работы этой комиссии стало издание обстоятельного теоретического пособия «Азбука знаменного пения». А. Мезенец в «Азбуке» решительно отказывается от нотной линейной записи чуждой, по его мнению, знаменному пению.
«Азбука знаменного пения» А. Мезенца. Конец XVII в. Полуустав
Таким образом, из всего выше сказанного следует, что линейная нотация – «киевское знамя» – было совершенно не нужным для русского крюкового пения. Оно было в готовом виде распространено под «нажимом сверху» при помощи выходцев с Украины, где в свою очередь сформировалось вместе с партесным пением под влиянием польского католического пения.
Линейная нотация вполне отражает «телесность» западноевропейской мажорно-минорной музыки, которая «оторвалась» от богослужебного пения и превратилась в сопровождающий службу фон; и необходима не для общей молитвы, а для молитвенного настроения и для того, чтоб прихожанам не было скучно.
В заключение хочу привести цитату из труда нашего современника Михаила Леонтьева:
«Святые отцы слышат пение ангелов. И чтобы мы на земле могли реализовать свое первейшее назначение, то есть славить Творца подобно ангелам, положили богодухновенные тексты на мелодию, подобную той, которую они слышат. Эту мелодию они записали крюками…»
Автор: П.Г. Катаев, теоретик богослужебного знаменного пения (г. Нижний Новгород)
Иллюстрации: из собрания рукописных книг протоиерея Д.В. Разумовского (stsl.ru)
Список литературы
- 1) Владышевская Т.Ф. Музыкальная культура Древней Руси. М.: Издательство «Знак», 2006.
- 2) Гарднер И.А. Богослужебное пение русской православной церкви. М.: Православный Свято-Тихоновский Богословский Институт, 2004.
- 3) Кутузов Б.П. «Русское знаменное пение». Издание храма Спаса Нерукотворного Образа Андронникова монастыря. М., 2002.
- 4) Левашева О., Келдыш Ю., Кандинский А. История русской музыки. Том 1. От древнейших времен до середины XIX века. М.: Музыка, 1973.
- 5) Мартынов В.И. История богослужебного пения. М.: РИО ФА, 1994.
- 6) Музыкальная эстетика России XI-XVIII веков. Составитель А.И. Рогова. М.: Музыка, 1973.
- 7) Успенский Н.Д. Древнерусское певческое искусство. М.: Советский композитор, 1971.
.
