Русская Православная Старообрядческая Церковь

Последние годы жизни Ф.Е. Мельникова

Тему о вкладе известных старообрядческих деятелей в общерусскую культуру затрагивает Леонте Иванов (Румыния), который открыл неизвестные сведения о последних годах жизни крупного старообрядческого писателя Ф.Е. Мельникова.


История человечества не раз демонстрировала нам, что неординарное место и время рождали неординарные судьбы. Судьба Федора Евфимовича Мельникова (1874 — 1960 гг.) протекала под знаком травли. Свидетельством тому служат немногочисленные признания, сделанные автором то для оправдания незаконченности одного произведения (Спутник христианина, 1939), то для произнесения Истины о кишиневских старообрядцах (1935). Заочное его осуждение на смерть большевистским томским судом в это время означало уже пять лет скитаний и начало трех десятилетий жизненной неустойчивости. Посмотрим, в чем состояла вина «контр-революционной деятельности» Федора Мельникова, которая должна была быть исключительно опасной, раз она беспокоила по очереди службы государственной безопасности трех стран: Советской России, Австро-Венгрии и Румынии.

Ф.Е. Мельников
Ф.Е. Мельников с книгой. Около 1934 г.

Любой режим, захвативший власть силой и ложью, боится прежде всего правды. Имея такое прошлое, данный режим может выжить только путем террора и сохранения невежества народа. Не будучи в состоянии побеждать духовно своих неприятелей, он пытается уничтожить их физически. Религиозные диспуты, в которых принимал участие Мельников, представляли собой весьма неудобные «соревнования» для проповедников «нового порядка» и атеизма. Их аргументы не выдерживали натиска противоположных мнений и, в конечном счете, оборачивались до смешного последовательно против них же самих. Религия была оползневой почвой даже для духовных лиц, и поэтому, чтобы участвовать в споре, «верующему нужно быть во всеоружии знаний, чтобы уметь дать отпор этим нападкам» (Спутник христианина, 1939, с. 13).

Но очень скоро и эти споры были запрещены, ибо власть становилась все нетерпимее к религиозной деятельности, все суровее к неофициальным возражениям. Публичные дебаты легли в основу томов серии «Опровержение безбожия». Так как в Советской России не было свободы печати, слова, мысли и вообще не было никакой свободы, Мельников смог напечатать свои книги в тридцатых годах только в Кишиневе. Последняя из них, появившаяся в 1939 г., стала синтезов всего творчества автора, опровержением большевистской пропагандистской литературы тех лет. В те годы издавалось очень много «Спутников»: «Спутник коммуниста», «Спутник атеиста», «Спутник антирелигиозника», «Спутник агитатора». Мельников дополнил список «Спутником религиозника-христианина», в котором автор, по собственным словам, «задумал дать серьезное и вполне научное обоснование религии, при том в таком изложении, которое было бы понятно для всякого грамотного человека». Эта последняя задача была трудной, ибо нужно было «выяснить глубочайшей важности богословские и философские предметы и вопросы» (Спутник религиозника-христианина, с. 5).

Мельников жил тогда на Кавказе, на пасеке и писал «с большой осторожностью и опасностью», а рукопись прятал под крышку улья. Он писал уже последние две главы книги, когда однажды ночью воры украли у него несколько ульев, в числе которых был и тот, куда он спрятал рукопись. К счастью, не вся рукопись была спрятана в столь неудачное место, и автор смог напечатать первые части своей работы. С трудом Мельников опомнился после кражи, так как работал над книгой 12 лет.

На родине, даже без учета изданных книг, его имя пользовалось широкой известностью: редактор журнала «Церковь», председатель Союза старообрядческих начетчиков, секретарь Московской и всея Руси Архиепископии, секретарь всех Освященных Соборов старообрядческой церкви до Октябрьской революции, один из создателей Московского Старообрядческого института. Но, прежде всего, он был известен как прекрасный оратор и пламенный защитник веры. Он выступал с речами на многих собраниях, посвященных религиозной теме, принимал участие в публичных диспутах, читал лекции в Старообрядческом институте, печатал брошюры, а его рукописи имели большое хождение в списках как в столице, так и в провинции.

Задуманные в диалогической форме, его книги против атеизма отражают как разнообразие, так и трудность изложения трактуемых в них вопросов. В поисках решений Мельников прибегал к данным физики, биологии, ботаники, возвращаясь вновь к философии и религии, исходя из принципа, что там, где кончается наука, начинается вера. Например, библейский генезис рассматривается им параллельно с теорией Канта-Лапласа о происхождении солнечной системы. Если все началось с движения, откуда взялось само движение? Кто дал движению первый толчок? Откуда взялись время и пространство? А вечность? Что такое смерть? — вот несколько вопросов, над которыми задумывается писатель, как, впрочем, и все человечество.

Во всех книгах Мельникова сценарий почти одинаков: спор идет между защитником веры и проповедником атеизма. Можно упрекнуть писателя за то, что спорщики неравны, что Спор стал бы блестящим, если бы обе стороны были равнозначны. Но это вина не писателя и не полемистов, а системы, которую данный спорщик представляет, ибо атеизм никогда не был настоящей альтернативой христианству. Он только отрицал, не предлагая ничего взамен.

...Книги Федора Евфимовича убеждают и очаровывают нас тем, что автор умеет употреблять слово, понимает его истинную значимость. Скрытность в жизни (люди, которые знали его, говорят, что он был мастером рядиться в чужие одежды, чтобы избавиться от преследователей) проявляется в поведении говорящих от имени автора в его книгах, сначала прикидываются невеждами, задают наивные будто вопросы, но быстро начинают диктовать свои условия в споре и побеждают.

Кишинев был не только городом, где Мельников написал и опубликовал несколько книг, но и местом, где ему пришлось испытать множество унижений. После кавказского периода, после пребывания у донских казаков-старообрядцев в 1930 г. он покидает Россию. В столицу Бессарабии Ф. Мельников приехал из белокриницкого монастыря. И с удивлением обнаружил, что, несмотря на силу печатного слова, у кишиневских липован нет печатного органа. Здешние липоване, писал Мельников, живут в несогласии, чуждые любой общины или братства, в то время как все религии и церкви имеют свою организацию. Старания вновь прибывшего мобилизовать и объединить кишиневских староверов задевает их самолюбие, делает Мельникова в их глазах «беженцем», которого надо выгнать за Днестр, хотя было известно, что его там ожидает смерть. К кишиневским липованам того времени относятся грустные слои Мельникова:

«Вся Церковь Христова пребывает... в гонениях, Сам Основатель ея, Господь, Сын Божий, был также Беженцем... [Я] исколесил почти всю старообрядческую Россию, и нигде не встретил таких ...невежественных и злых людей, какими отличается Кишинев. Это, действительно, какое-то особое, как тут его официально величают "липованское племя"... Те, что кричат на собраниях, что выносят порицания неповинным людям, что бунтуют в храмах, производя в них безчиния, что постоянно пьяны и безобразны, все эти липоване — большое горе наше, это стыд и позор старообрядчества».

После Кишинёва Мельников оказывается в Измаиле, Добрудже, Бухаресте, где вынужден жить в основном тайно.

Может быть, мы бы не писали о Мельникове, о его значении для русской духовности, если бы в своих скитаниях он дважды не остановился в Мануиловом монастыре. Прожил он здесь последние годы, огорченный недальновидностью братьев, под надзором органов государственной безопасности. Его не понимали. Наверное, Федор Евфимович был слишком ранним пришельцем в мир, ему не хватало собеседника, способного понять и разделить новые идеи. «Много тьмы у наших братьев», — говорил он и считал глупость большим грехом перед Богом.

Братья видели его страдания, но никто не понимал, почему он задерживается в Мануиле, почему не возвращается к своим, более ученым людям. Позже узнали, что Мельников, фактически, был ссыльным, что каждый месяц возчик возил его в Фэлтичены, в Секуритате, что у него производили ночные обыски, а сам он часто подвергался допросам. Искали у него книги, рукописи...

В последние годы жизни, также проведенные в монастыре, после нескольких визитов полиция оставила его в покое. Поняли и особисты, что он уже стар, болен и не в состоянии никуда убежать.

А все-таки, почему именно Мануиля? Может быть, его привлекли красота этих мест, бесконечность лесов, которые напоминали ему сибирскую тайгу, место, где он прожил три самых счастливых года своей жизни. В Сибири он скрывался и был счастлив, потому что мог работать спокойно, потому что нашел, наконец «место труда и чистых удовольствий». Мельников писал об этих годах:

«Меня не могли разыскать большевицкие отряды в непроходимой сибирской тайге, в которой я скрывался от них в одной кельюшке, почти землянке. Прожил я в ней около 3-х лет, и именно там я написал большинство своих сочинений в опровержение безбожия, которые теперь издаются в Румынии. Хорошо было там работать: в моем распоряжении были две библиотеки, привезенные мне: одна из Томска, другая из монастыря, обе с великолепнейшим подбором книг... Было тихо кругом, лишь в зимнюю пору часто завывал страшной силы ветер, и заметала мою келью сибирская пурга. Лесных зверей я не боялся, и ни разу я с ними не встречался. Лишь медведи были моими соседями. Но они не трогали меня, ибо я жил в буквальном смысле, в непроходимых дебрях. Три раза приезжали большевицкие отряды для розысков меня, и каждый раз уезжали ни с чем» (Спутник..., 1939. С. 3).

А может быть, его привлекла жизнь мануильских монахов, почти не изменившаяся за столетия. Может быть, его звала история монастыря. Может быть, он слышал, об основании монастыря, о тесных и постоянных его связях с русской церковью, о перевозке оттуда колоколов по воде (ведь дороги по суше не было еще), может быть, он перелистывал книги, когда-то здесь напечатанные... Может быть, кто-нибудь рассказал ему о Далеком ските, месте отшельничества, о котором сегодняшние старики уже и не помнят, может быть, ему были известны легенды о Пещере, об истории слепого монаха и о многом другом, что делает историю монастыря увлекательной и загадочной.

Может быть, в здешнем одиночестве он познал истинную мудрость примирения со смертью. Примирение, которому предшествовали многие годы размышлений и исканий. Ведь говорят, что «до царя далеко, до Бога высоко». Вот что он записал в конце рукописной страницы, рецензируя книгу «Исторический материализм», изданную Академией Наук СССР в 1954 г.: «В книге 500 страниц и нет в ней ни единого слова о смерти. Вот непобедимая сила! С нею не справится ни наука, ни динамит и ничто! Только одна религия превратила ее в переход в вечную жизнь».

Умер Федор Евфимович Мельников 13 мая 1960 г. в Мануиловском монастыре, на Вознесение.


Автор: Леонте Иванов, профессор Ясского университета, д-р филологических наук.
Источник: Мир старообрядчества. Выпуск III. Книга. Традиция. Культура. М., 1996.


Telegram
Читайте «Алтайский старообрядец» в Телеграме и добавляйте в список источников Новости.
Комментарии
Старообрядчество в интернете