В статье рассмотрены старообрядческие поселения Алтайского района в составе Алтайского края: очаги староверия, история старообрядческих приходов разных согласий, взаимодействие с миссионерами, видные центры белокриницких старообрядцев: села Ая, Каянча, Платово, Тайна, Половинка, Никольское и другие.
Алтайский район можно выделить среди тех районов края, которые издавна привлекали внимание старообрядцев. Войдя в начале XIX века в состав обширного горного округа, он составлял ту отдаленную часть предгорий Алтая, где большой процент населения являлся, по выражению Д.Н. Беликова, «явными и тайными кержаками». К концу XIX столетия Алтайская волость также отмечалась в числе тех, которые имели малое число так называемых «православных» селений. И в то же время здесь укреплялись такие центры «раскола», как Айское, Алтайское, Нижнекаянча и, конечно, входившая в состав волости Солоновка — крупнейший центр поморского согласия — и ряд других сел, относившихся, по современному административному делению, к соседним с Алтайским районом, но составлявших единую цепь старообрядческих поселений этого региона.
Алтайский район — один из немногих районов края, где щедро был представлен до «колхозного периода» пестрый мир старообрядческих согласий. Наряду с двумя основными течениями старообрядчества — поповщиной и беспоповщиной, здесь встречались и представители мелких толков с причудливо представленной (или представляемой) в них гаммой народного богословия. Нечеткость и условность границ между старообрядческими согласиями достаточно легко можно проследить на примере одного из поповских согласий стариковцев-часовенных («стариковщины»). Так, в миссионерских отчетах характер стариковщины отмечен тем, что у ее заправителей «...нередко хранились запасные дары» [1]. То же подтверждается в приходском отчете с. Алтайского за 1884 год:
«У стариковцев старик погружает, старик на покаяние принимает... причащает. Дары, сказывают... хранятся от беглых попов» [2].
Это несложно заметить и в беседе «наименьшего послушника» противораскольнического братства Евдокима Андреева, состоявшейся в феврале 1886 г. в д. Шульгин Лог (ныне Советский район) с наставником «по расколу секты стариковской, часовенного согласия» Исааком Радионовичем Житцковым. По его словам, прежде у них были епископы и священники: «...разве годов семьдесят (так в документе) ...оне (священники. — Н.С.) к нам ездили из монастырей» [3].
На вопрос миссионера-братчика о причастии Житцков отвечает: «По нужде и по обстоятельствам последних времен... причащаемся запасным агнцем» [4]. После этого следует возражение Андреева о противности такого причастия христианскому обряду и длиннейшая тирада в отношении здравого смысла, разума и понятий: «...и хотя книги читайте, а в здравый разум не приходите как вы тупо понимаете не в ту сторону его толкуите...» [5].
Говоря об упомянутых согласиях, необходимо отметить, что в разное время они принимали «беглых», т.е. перешедших из новообрядчества священников. Исключение здесь может составить лишь поморская беспоповщина, хотя отношение к переходящему от «никонианской ереси» священству в первые десятилетия после раскола было не столь однозначным и в поморских общинах [6].
С тех пор, по словам солоновских поморцев, они «сиротами остались».
Наибольшую последовательность в стремлении возобновить церковную иерархию проявили старообрядцы Белокриницкого согласия. Их поиск завершился в 1846 г. принятием митрополита Босно-Сараевского Амвросия в Белой Кринице, находившейся на территории Австрии. Отсюда и другое название согласия — «австрийское».
Позднее появились упоминания о священниках, в том числе с Алтая, рукоположенных теперь уже старообрядческими епископами в центре, в Москве. Так, в июне 1860 г. жандармский полковник Герасимов сообщил о появлении в 1859 г. из «австрийских владений» священника, «тщательно укрываемого старообрядцами селений Алтайского, Половинки, Платовой, Шульгина Лога и... у множества раскольников, живущих в Алтайских горах...» Речь идет о рукоположенном в священники жителе д. Сетовки (ныне Советский район) Константине (Семене) Михайловиче Долгове [7]. Не исключено, что священники «австрийского» рукоположения появлялись раньше — и в больших количествах. Во всяком случае, нельзя иначе объяснить подъем активности местных властей, направленный на насильственную приписку старообрядцев не только, как прежде, к православным новообрядческим приходам, но и к вновь образуемым единоверческим. В данном районе это происходило с 1857 г., когда земский управитель Абрамов «обратил внимание» на алтайских «раскольников» и особенно на тех, которые «...были наставниками... и держали в заблуждениях тысячи людей» (8). Деятельность Абрамова, доказывавшего «неправоту» убеждений «раскольников», дает свои результаты уже в январе 1857 г., когда на присоединение к единоверию согласились 254 семьи Алтайского и соседних с ним сел. В деле обращения Абрамову помогали алтайский волостной голова Софрон Казанцев, бийский исправник Квятковасий, которые довели раскольников до того, «...что они совершенно убедились в противозаконности своих действий и, искренно сознавши свое заблуждение, изъявили... душевное желание присоединиться к церкви» [9].
Деятельность Квятковского, Казанцева и Абрамова, проходившая в рамках правительственной компании, была отмечена самим императором: Абрамова наградили орденом св. Анны II степени; единоверческого благочинного Алексея Шаврова — тем же орденом. Не обошли вниманием и помощника Абрамова урядника Чахлова, получившего серебряную медаль «За усердие».
Присоединение состоялось 5 апреля 1857 г. в часовне с. Алтайского. В следующем, 1858 году, было завершено строительство и единоверческой Иоанно-Златоустовской церкви, к которой причислили, наряду с Алтайским, Каменку, Сетовку, Куяган, Тоурак, Булатово, Карпово, Солоновку и ряд других, более отдаленных сел.
Во «Всепокорнейшем прошении» от декабря 1885 г. священник единоверческой церкви о. Михаил Кандауров отмечал, что удаленность прихожан от церкви равнялась 50 и даже 300 верстам, вследствие чего, по его мнению, и «...раскол болие (так в документе) свирепствует н умножается» [10]. В этом видится традиционный для официального православия взгляд на численность старообрядцев: она будет уменьшаться пропорционально числу открытых православных и единоверческих приходов «...совокупными стараниями» духовной и гражданской власти.
Подобное сотрудничество всегда имело и обратную сторону, в тот период ярко выраженную в «отзыве» прихожан-старообрядцев Алтайской единоверческой церкви от 1 декабря 1866 г.:
«...прадеды и отцы наши исповедовали старообрядческую веру, и мы, по их благословению... Но по распоряжению высшаго начальства... исправник Квятковский и заседатель Бойко через пристрастие принудили нас присоединиться к единоверию... и некоторых... держали... в остроге... и даже говорили... что нас сошлют на поселение. ...И мы... хотим следовать... старообрядью... бывшему до Никона-патриарха...» [II].
Этот «отзыв» подтверждал и постоянно указываемый в приходских отчетах формальный характер присоединения, дающий, как это ни парадоксально звучит, возможность свободно следовать дораскольному обряду. Хотя встречались случаи и убежденных единоверцев, что, с точки зрения старообрядцев, являлось изменой церкви, как и само «никонианство», и «малодушным бегством под сень Синода».
Примером этого могут служить и священник единоверческой церкви о. Михаил Кандауров, бывший старообрядец, и прихожанин этой же церкви Деомид Касаткин, перешедший в единоверие из «страннической секты», потому что в понятиях его «...зделался переворот» и потому, что, по Златоусту, «...удобнее солнцу угаснуть, нежели церкви Божией без вести быти» [12]. Оба они впоследствии стали миссионерами противораскольнического братства Димитрия Ростовского.
Отношения таких людей с прихожанами, с приходом, «напоенным раскольническим духом», складывались непросто, о чем, конечно, следуют обстоятельные доношения. В одном из них Касаткин писал: «...когда услышат мое понятие о православной церкви меня называют еретиком, потому что... вместе с ними не ругаю... троеперстное сложение и прочая вся и говорят, что он де оправдывает ...всю никониянскую веру... и говорят, что ты антихристов посланник...» [13].
К 1890 г. в приходе Алтайской единоверческой церкви числилось 1.996 душ обоего пола. Среди них значительное число «отпиралось», т.е. не считало себя единоверцами [14]. Подобное состояние единоверия отмечалось и на миссионерском съезде 1898 г. в Томске. Там говорилось, что только пятая часть может быть названа «по настроению» единоверцами, «...остальные... обособляют себя от православных, полагая, что одна только их вера истинная и... православная... Сообщение единоверцев с православными считается "измирщением", требующим очищения через епитимию...» [15].
К этому времени правительственные и официальные церковные круги в очередной раз невольно могли убедиться, что попытка уничтожения старообрядчества, с использованием «гибкой тактики» единоверия, была неудачной: старообрядчество «...не сводилось лишь к формально-обрядовому протесту; раскол на Руси имел глубокие корни...» [16].
Несколько иной характер в отношениях старообрядческих согласий наблюдается с созданием упомянутого выше противораскольнического братства Димитрия, митрополита Ростовского, открытого осенью 1884 г. в Бийске.
Создание подобных братств проходило в то время по всей стране и не являлось исключением в ряду правительственных мер. Так, в 1883 г. филиал братства был создан в Барнауле. По словам бийского коллежского регистратора Василия Аргунова, правительство, как и прежде, ставило «...главным предметом своей заботливости уничтожение раскола». В архивах братства, помимо традиционных доношений состояния приходов, состоявшихся беседах с «раскольниками», появляются вопросы и самих «отделившихся от православной церкви». Это позволяет шире представить круг проблем, вызванных расколом русской церкви.
Рапорт священника Верхне-Кяменской (Алтайской) Покровской церкви Семена Смирнова обозначил общее число прихода в 2.523 человека, из которых, по его предположению, не менее трети «уклонились» в «раскол». Трудность же более точного определения «...зависит от редкого столкновения с ними...» [17]. Среди «расколоучителей» в приходе Алтайской единоверческой церкви названы Никита Кирьянов, Василий Архипов, Абрам и Ларион Казаковы; в д. Каменка — Аван Абрамов, Лазарь Бутков (?), Венедикт Фирсов. Отмечалось и появление д. Куячи, в которой «поселяются поморцы». Попытки же записи их в исповедные росписи остались без исполнения: «Они не допускают даже слова о их записи», поэтому сведения о них собирались через волостное правление.
Затруднялся определить численность раскола и притч Айской Покровской церкви. По исповедным же росписям за 1885 г. значились как «уклонившиеся в раскол» 1.394 души обоего пола, что к общей численности прихода (2.770 душ обоего пола) составляло более чем половину; хотя и эти сведения названы крайне неудовлетворительными «...по причине уклончивости раскольников от проверки». Поэтому вполне объяснима просьба противораскольнического братства помочь организовать покупку книг для открытой в Ае церковноприходской школы «...по той причине, что в приходе ея состоит больше раскольников, чем православных» [18]. А деревни Айского прихода Нижняя Каянча, Тавда, Шульгин Лог, Платово отмечены как «...уклоняющиеся в раскол поголовно» (среднее число жителей составляло в них 1000 человек обоего пола) [19].
Среди «расколоучителей» и наставников в Ае фигурируют Ларион Сахаров, Матвей Кобелев, Варлаам Рыжков, Стефан Осипов. В Шульгином Логу и Платово — Исаак Бжитсков; в Нижней Каянче — Варфоломей Шипицин. Не признавался за священника рукоположенный в 1860 гг. епископом Савватием на Рогожском кладбище в Москве житель д. Кутобай Тимофей Долгов, отмеченный как «справщик треб» у беглопоповцев в черте Айского прихода [20].
В конце декабря 1884 г. состоялась первая миссионерская поездка священника Алтайской единоверческой церкви о. Михаила Кандаурова. В маршрут поездки были включены несколько сел от Аи до Булатово и Куягана. В Ае местный священник сообщил Кандаурову, что незадолго до его приезда был у них человек из-под Барнаула, «...который разносил... вести по раскольникам: нынче де хотят учредить миссию против раскола, и эти миссионеры будут ездить по селениям и крестить наших детей, а если кто из наставников и протчих не будет на это соглашаться, таковых ссылать в ссылку...» [21]. Подобные опасения высказал Кандаурову и начетчик Матвей Кобелев, на что Кандауров ответил: «старообрядцы хвалятся... с нами де попы ничего не могут говорить и завсегда остаются без ответа...». Больше же всего Кандаурова возмущало традиционное для старообрядцев сравнение новообрядческой церкви с «блудницей», из чего исходят обычные и для других бесед вопросы: «...с которого времени... церковь прекратила свое существование; когда ее одолели врата адовы; каких еретиков содержат ереси...» [22]. В сравнении с апокалиптической «блудницей» виделась прямая хула на церковь. На это один «главных коноводов» в Куягане, Агап Панов, возражал: «...мы отец церкви не хулим и не дай Бог хулить... мы затем оставили ея в нея ходят табашники и шепетники...» [23].
В сентябре 1885 года Кандауров провел ряд бесед со старообрядцами в Барнауле, видимо не совсем удачных; от старообрядцев на имя преосвященного Макария пришло письмо, в котором Кандауров обвинялся в нарушении условий беседы и других «ошипках»; «...поелику он своенравно бездельно упрям (разрядка моя — Н.С.), к тому же еще и бестолковит. Так что за одно слово пристановил ход дела... наименовать письменно свою церковь... "Грекороссийскою"... и за все вышеобъясненные его... действия, советовал я ему еще поучиться, тогда уже в миссионеры садиться... По-нашему видится, что оправдаться не в состоянии протчих же к беседованию вынуждает...» [24]. Письмо, подписанное старообрядческим наставником беспоповцем И.С. Макаровым заканчивалось своего рода призывом: «... есть ли ваша церковь от Никона патриарха... не сбилась справаго исповедания, в своем руководстве. То мы именуемые старообрядцы согласны взойти в ея состав» [25].
Мы не знаем, пришлось ли дожить героям этих «беседословий» до выхода Высочайшего Указа 17 апреля 1905 года, в пункте 7 которого старообрядцам присваивалось «наименование старообрядцев, взамен... употребляемого раскольников...», иначе говоря. старообрядцы получили свободу вероисповедания наряду с другими конфессиями. По мнению самих старообрядцев, это было выходом их церкви из-под «спуда». Оно имело основание, если учесть рост храмового строительства, а также полученную возможность регистрировать старообрядческие общины по Манифесту октября 1906 года.
17 марта 1907 года Томским губернским правлением была зарегистрирована община «стариковщинского согласия» в с. Алтайском; в июне 1908 г. — поморского «законобрачного согласия» в Куяче, распространявшая свою деятельность, помимо этой деревни, и на заимку Верх-Куячу. В марте 1908 г. утверждается приход-община старообрядцев белокриницкого согласия в д. Нижней Каянче, существовавшая там с 1845 г. К моменту регистрации в ней насчитывалось около 500 человек, которые до постройки нового храма молились в доме священника о. Игнатия Чучалина [26].
В августе 1907 г. был зарегистрировал приход того же согласия и в с. Платово, входившего в состав Айской волости. Община возникла, по свидетельству самих старообрядцев, в 30-х годах XIX столетия. Ее основателями были крестьяне-старообрядцы Пермской губернии, Камышловского уезда Ощепковы, Буньковы, Костины, Трубины и др., переселившиеся в Сибирь «от преследования за религиозные убеждения» [27]. Составленная ими история Платовской общины открывает в самом деле долгое время скрываемую под «спудом» жизнь старообрядцев, много «претерпевших от власть имущих...»
К 20-м годам нашего столетия белокриницким согласием было открыто в Томской губернии 5 благочиний, одно из которых, 4-е, полностью составили села теперешнего Алтайского и соседних с ним районов: Айское, Каянча, Платово, Тайна, Половинка, Никольское (Кутобай) и другие. Из Никольского был родом и последний священник Барнаульской старообрядческой церкви о. Ияков Игнатьевич Чучалин, расстрелянный в 1937 году в барнаульской городской тюрьме.
Церковь. М., №52, 25 декабря 1912 г., с. 1255.
Надо сказать, что «перегибы» 20-30 годов, подрубившие под корень культуру и самобытность народа, значительно сказались на старообрядчестве, державшемся на слоях купечества, зажиточного крестьянства, которые невольно враждебны были новому, теперь уже революционному духу времени. Поэтому и возрождение старообрядчества в наши дни — лишь «слабая тень» его выхода на авансцену общественной жизни страны начала XX века — после 1905 г. Хотя не исключено, что старообрядчество содержит в себе еще нереализованный пласт глубинной народной традиции, к которой следует обратиться.
- 1. Беликов Д.Н. Томский раскол // Известия Томского университета. Кн. 18. — Томск. 1901. С. 16.
- 2. Там же. с. 17.
- 3. Урало-сибирские часовенные принимали беглых священников до 1840 г. См.: Герасимов А. Повесть о Дубческих скитах // Новый мир 1991. № 9. С. 102. В этой же публикации Н.Н. Покровского приводится два понимания антихриста — «чувственного», более свойственного для поповщины, и «духовного» — не во плоти, как духа безверия и зла — для беспоповщины. У часовенных, по имению Н.Н. Покровского, имеют место последователи обоих толкований.
- 4. ГААК Ф.166. оп.1 Д.1. Л. 566-567.
- 5. Там же. с. 191.
- 6. Зеньковский С. А. Русское старообрядчество. Духовные движения семнадцатого века. Мюнхен, 1970. С.437, 462-464.
- 7. Беликов Д.Н. Томский раскол. С.41-42.
- 8. Там же, с. 191.
- 9. Там же.
- 10. ГААК Ф. 166 оп.1. д. 1. л.359.
- 11. Беликов. Указ. соч. с.201.
- 12. ГААК Ф. 166. д.1. д.1. л. 502.
- 13. Там же.
- 14. Чудновский С.Л. Раскольники на Алтае // Северный вестник. 1890. №9.
- 13. Беликов Д.H. C.214.
- 16. Покровский Н.Н. Организация учета старообрядцев а Сибири в XVIII в. // Русское население Поморья и Сибири. Новосибирск. 1973. C.401.
- 17. ГААК Ф. 166. л.242.
- 18. Там же, л.189 об.
- 19. Там же, л.144, 350.
- 20. Там же, л.350-351.
- 21. Там же, л.625.
- 22. Там же, л.625 об.
- 21. Там же, л.627 об.
- 24. Там же, л.270.
- 25. Там же.
- 26. Церковь. М., 1908, № 49. С. 1687.
- 27. Церковь. М., 1908, № 51-52 С. 1774-1716.
Автор: Н.А. Старухин.
Источник: В предгорьях Алтая. Очерки истории и культуры. — Барнаул — Алтайское, 1998.
.
