1. Алтайские старообрядцы представляли до последнего времени относительно замкнутую группу населения (22-23 деревни в Восточно-Казахстанской области и несколько деревень в Республике Алтай) – на юге прежней Томской губернии.
2. Сообщение построено на материалах 6 экспедиции студентов Усть-Каменогорского педагогического института под руководством автора в старообрядческие сёла и на материалах индивидуальных выездов (часто продолжительных) в течение 1953-1967 годов, 1996, 1997 годов. Экспедиции дали обширные рукописные, магнитофонные, видеомагнитофонные записи и фотоматериалы, которые хранятся в архиве автора. Материалы, собранные автором на протяжении 45 лет, позволяют рассматривать исторические, лингвокультурологические, религиозно-этические факты в синхронии и диахронии, выявляют тенденции и направления развития.
3. История заселения старообрядческих сёл тесно связана с историей присоединения верховья Иртыша и Рудного Алтая к России для укрепления новых государственных рубежей (строительство Колывано-Кузнецкой линии и крепостей по Иртышу – Омской (1716), Железинской (1717), Семипалатинской (1718), Усть-Каменогорской (1720), а также форпостов и защит между ними). В числе защит Колывано-Кузнецкой линии значились некоторые старообрядческие деревни: например Бобровская и Секисовская.
Линия крепостей проходила в северо-западных предгорьях Алтая:
«одном из благословеннейших краёв не только в Сибири, но и в целой России… Все почти роды хозяйства, в самых больших размерах могут быть в нём устроены» (М.М. Сперанский).
Строящиеся крепости испытывали острую нужду в провианте, особенно в хлебе. «Провиант приходит на место в третий год» (Из рапорта сибирского губернатора Чичерина Екатерине II). Для обеспечения продовольствием казачьего и складывающегося горнозаводского населения необходимо было развитие хлебопашества.
Указ Сената 1760 года предписывал «О занятии крепостей по реке Бухтарме и далее… и заселение той стороны по рекам Убе, Ульбе, Березовке, Глубокой и прочим речкам…» (Полное собрание законов Российской империи. Т. XV. № 14124). В том же 1760 году был издан указ, разрешавший помещикам ссылать «за предерзостные поступки крепостных на поселение в Сибирь» (Г. Пейзен, 1859. С.25), а так как на Алтае было мало женщин, Сенат постановил «подлежащих смертной казни колодниц ссылать в верхиртышские крепости для выхода замуж» (П. Головачёв, 1889. С.44). Но правительственная колонизация не пошла.
В 1762 году Правительствующим Сенатом на основании манифеста Екатерины II издан указ о возвращении русских старообрядцев с Ветки и Стародубья на прежнее местожительство или поселении в местах, обозначенных в особом «реестре»; среди указанных мест значились места «состоящие в ведомстве Усть-Каменогорской крепости».
В 1764 году на Ветку был послан генерал Маслов («вторая выгонка Ветки»), который за два месяца выселил оттуда до 20000 старообрядцев (И. Абрамов, 1910. С.3; М. Швецова, 1899; С. Зеньковский, 1995. С.424-437, 463, 472). По этапу их сопровождали в Сибирь, где часть была отделена и отправлена в Забайкалье, а остальные – на Алтай.
Забайкальских старообрядцев стали называть «семейскими» (А.М. Селищев, 1920), а алтайских – «поляками» (М. Швецова, 1899). Посетивший Алтай в 1870 году П. Паллас (П. Паллас, 1876. С.217) нашёл существующими польские сёла известные и в настоящее время. Обжившись на новых землях, «поляки» постепенно стали расселяться по Алтаю, перебираясь на территории современной Республики Алтай, образуя новые сёла. К концу XIX века в пяти волостях Змеиногорского округа Томской губернии было 21 «польское селение».
4. «Поляки» поселились на северо-западных склонах Алтая, переходящих в холмистую степь. Это были красивые места с благодатным климатом, буйными травами, плодоносной почвой, пригодной для хлебопашества, скотоводства, пчеловодства, огородничества, охоты и рыболовства. «Поляки» были поселены здесь на правах государственных крестьян с обязательством платить двойной податной налог. При поселении им выдавались от казны семена для засева 3 десятин, 54 пуда казённого хлеба, 5 рублей для покупки лошади, кроме того, их на 6 лет освобождали от всех податей.
«Польские» села устраивали рядом с бывшими казачьими форпостами, редутами, защитами, Казаки иногда образовывали рядом особый казачий посёлок со своим управлением, но чаще уходили на новую линию, некоторые из них переходили в старую веру (М. Швецова, 1899. С.34).
5. Получив право свободного вероисповедания, «поляки» и на новом месте сохраняли прежнюю веру, держались деления на поповских, беспоповских и другие согласия, старались меньше общаться и строго противодействовали смешанным бракам. Небольшие группы инородного населения чаще всего ассимилировались с «поляками» или уходили на новые места (Н.И. Гринкова, 1930. С.441; М.Швецова, 1899. С.5; С.А. Чудновский, 1899).
Почти в каждом старообрядческом селе была церковь, в некоторых – даже две (например, в Бобровке были старообрядческая, и единоверческая церкви), у беспоповцев были свои молитвенные собрания.
Церкви в подавляющем большинстве деревень не сохранились. В некоторых деревнях в настоящее время ведут работы по восстановлению церквей (например, в селе Бобровка Восточно-Казахстанской области), но очень медленно… (В с. Бобровка в настоящее время действует храм РПСЦ – прим. редакции.)
В настоящее время можно отметить отдельные черты возрождения религиозной жизни (церковное строительство, молитвенные собрания, стремление говорить о старообрядчестве, создание музеев старообрядческой культуры), но в то же время в деревнях не всегда знают обряды, мало грамотных людей среди старых старообрядцев и т.п.
Ещё в 70-е годы каждая женщина, начиная свой рассказ, говорила: «Я беспоповская», «я поповская», «свадьбу убегом играли, муж мой беспоповский, а я поповская». В настоящее время эта черта исчезла. Если некоторые ещё называют себя «поповскими» или «беспоповскими» (1996, 1997 гг.), то по существу они не знают, в чём состоят их отличия. В селе Верх-Уймоне все старообрядцы называют себя православными старой веры.
6. Все крестьяне в возрасте от 18 до 50 лет обязаны были ежегодно, кроме своей пашни, обработать по две десятины ржи и пшеницы для продажи на линию, а при неурожаях с них собирали по 6 четвертей хлеба.
После образования в 1779 году Колыванской области, Колыванско-Воскресенские заводы вошли в неё, а «польские» старообрядцы были приписаны к заводам. Манифест 1799 года точно определял работы этих крестьян (РГАДА, ф.271, л.69, л.80; Н. Зобнин, 1894. С.19), кроме того, по рекрутской повинности они должны были отдавать сыновей в мастеровые на рудники (Алтай. Историко-статистический очерк, 1890. С.411), что было особенно тяжело, так как приходилось мирщиться.
7. Для поселения выбирались берега рек у подножия гор, чаще всего живописные «радостные» места, если выбор заранее не был определён властями. Слабая заселённость этих мест давала возможность выбора.
«Поляки» использовали строительные традиции и навыки своей жизни ещё до Ветки, что в числе других этнографических и лингвистических особенностей обнаруживает их северновеликорусское происхождение.
В 50-60-е годы в деревнях было много старинных «связей» на подклете разных модификаций: одноэтажных, двухэтажных, с «галдарейками» (галерейками), пятистенок, разных изб, редко встречались крестовые дома. В настоящее время «связи» – большая редкость, «крестовики» – основная современная постройка. Большое внимание уделяется утеплению домов, строительству печей (засыпка пола и потолка, завалины), выведению высокой двухскатной или четырёхскатной крыши, не задерживающей снег. Украшались дома резьбой (наличники окон и дверей, коньки, карнизы, ворота, крыльца, галереи, лестницы). Мебель обычно строилась вместе с домом: кровати, шкафчики, полки, диваны («канапели») и т.п.
Роспись мебели, стен, дверей, печей, шкафчиков до сих пор широко распространена и встречается в домах не только старшего поколения, но и людей среднего возраста. Для обогрева и приготовления пищи до 60-70 годов использовалась по преимуществу русская печь, иногда с подтонком, в настоящее время строят не только русские печи, но и шведки, различные плиты и даже используют водяное отопление.
Усадьбы старообрядцев, в основном, до последнего времени сохраняли севернорусский тип, напоминая дворы Пермской, Архангельской областей и некоторых других северновеликорусских территорий.
8. Основным занятием алтайских старообрядцев было переложное земледелие, иногда залежное, при котором залоги использовались осенью и весной в качестве пастбищ. Первыми в Сибири «поляки» стали использовать плуг. П. Паллас писал, что поляки «весьма рачительные и добрые земледельцы… Они желают завести и здесь прекрасные огороды, и пчеловодство, каковые они имели…» (П. Паллас, 1786. С.217-218). Капитан Андреев в своей «Домовой летописи» пишет, что поляки сажали «арбузы, дыни, огурцы во множестве… морковь, брюкву, свёклу, репу, бастарнак, петрушку, сельдерей, разные горохи, бобы…, лук репчатый, сеянец, чеснок, мяту, мак…» (И. Андреев. 1870. С.7).
Старообрядческие деревни на Алтае стали родиной сибирского пчеловодства, которое они вели сначала упрощённым способом, а потом перешли к современным рамочным («рамщистым») ульям. Мёд и воск до революции отправляли на Ирбитскую ярмарку, в настоящее время – в Европу. До сих пор у многих «поляков» есть пасеки.
Доходным промыслом «поляков» была охота (на соболя, куницу, бобра, лис, волков, медведя, козла). В настоящее время охотничьих артелей нет, но индивидуально охотой занимаются многие. Занимались «поляки» и рыболовством: в малых речках ловили мелкую рыбу и хариусов, а в Иртыше – красную рыбу.
Для передвижения и в хозяйстве использовали лошадей; зажиточные «поляки» держали по 20-25 лошадей. В послевоенные годы лошади в хозяйствах «поляков» исчезли. В настоящее время многие держат лошадей. Даже пожилые старообрядки умеют ездить верхом, не говоря уже о детях.
9. Объём сообщения не позволяет привести хотя бы результаты наших исследований диалектных особенностей речи старообрядцев. Заметим только, что в силу своей изолированной жизни, удалённости от других групп населения «поляки» сохраняли до 60-70 годов нашего столетия необыкновенно яркие фонетико-морфологические, синтаксические и лексические особенности, которые являлись главным свидетельством обоснования их севернорусского происхождения.
В настоящее время лингвокультурологические особенности утрачиваются стремительно («тают, как вешний лёд») не только из-за влияния радио, телевидения, школы, но и из-за социально-политических процессов, в результате которых большинство «поляков» алтайских деревень оказались в Казахстане, теперь уже в совсем другом государстве.
10. Объём сообщения не позволяет остановиться и на характеристике уже почти не сохранившейся, но в 50-60-е годы широко распространённой и нами детально описанной мужской и женской одежды (будничной, праздничной, погребальной), на описании мужских, женских, девичьих будничных и праздничных головных уборов, украшениях, поясах, на описании верхней одежды, охарактеризовать трудовые традиции и обряды, традиции в приготовлении пищи, проведении сезонных праздников и обрядов, традиции взаимопомощи в быту, особенностях народной медицины (мировоззренческих и врачебных), на характеристике музыкальной и художественной культуры, духовных стихов и песнопений, проведении собраний, вечёрок для девушек, женщин среднего возраста и пожилых, на особенностях мужских и женских промыслов и ремесел, играх на полянках и т.д. и т.п.
11. «Картину мира» и «языковую личность» алтайских старообрядцев формировали и формируют перечисленные социально-культурные феномены, которые могут быть явными, сохраняться до сих пор в быту, а могут и отсутствовать или частично отсутствовать. Эти глубинные смыслы присутствуют в сознании отдельных личностей и в групповом сознании.
Доминантой семантического кода языковой личности алтайских старообрядцев являются её религиозные и этические правила, которые проявляют себя во всех основных семах: верность религиозным и бытовым традициям отцов, отношение к труду (труд – спасение), к природе, к земле (земля – кормилица), отношение к земледельческой обрядности, усвоение игрового фольклора и т.д.
Религиозно-этическая «грамотность» старообрядцев поражает глубиной восприятия жизни и труда на земле в единстве с природой.
Не редкость люди, отказывающиеся, допустим, от пенсии, работающие в самом преклонном возрасте, потому что труд не только вложение сил…, но и нравственно-этическая деятельность ("Бог – труды любит").
Код знания, как и код религиозно-этических правил пронизывает все речевые структуры языковой личности на разных уровнях.
Анализ религиозно-этических, исторических и других кодов языковой личности алтайских старообрядцев позволяет нам не только судить об их современной «картине мира», но и дает возможность заглянуть на несколько столетий назад и вернуться к «общерусскому языковому типу» того времени, который в целом ряде особенностей сохранился в их «картине мира» до настоящего времени.
12. Научный интерес представляют не только лингвокультурные особенности речи и быта алтайских старообрядцев сами по себе, но и потому, что позволяют нам соприкоснуться с «общерусским архетипом», черты которого почти повсеместно исчезли.
13. Трудовые традиции, образ жизни, организация хозяйства алтайских старообрядцев представляют в настоящее время и несомненный практический интерес, когда дискуссии по поводу того, как нам «обустроить Россию», толкают наших хозяйственников из одной крайности в другую, особенно к новомодным западным опытам, которые не учитывают ни русских природных условий, ни трудовых традиций и опыта.
Список литературы
1. Абрамов И.С. Поездка в Стародубье. СПб., 1910.
2. Алтай. Историко-статистический сборник. Томск, 1890.
3. Андреев И.Г. Домовая летопись капитана Андреева // Чтения в Обществе истории и древностей российских. СПб., 1870. № 4.
4. Головачёв П. Сибирь в Екатерининской комиссии. Этюд по истории Сибири. XVIII век. М., 1889.
5. Зеньковский С. Русское старообрядчество. М., 1995.
6. Зобнин Н.М. Приписные крестьяне на Алтае. Алтайский сборник. Вып.1. Томск, 1894.
7. Паллас П.С. Путешествие по разным местам Российского государства. Т.2. Ч.2-3. СПб., 1786.
8. Пейзен Г. Исторический очерк колонизации Сибири // «Современник». СПб., 1859.
9. Полное собрание законов Российской империи. Т. XV. № 14124; Т.X VI. № 11725.
10. РГАДА, ф.24, д.35, л.65.
11. Селищев А.М. Забайкальские старообрядцы. Семейские. Иркутск, 1920.
Автор: К.В. Маёрова (г. Москва)
Источник: Старообрядчество. История, культура, современность. Материалы. – М., 1998