В статье рассказывается о старообрядцах Нижнего Причумышья: деревни Елунина, Шипицина, Язовая, а также повествуется о Шипицинской староверческой часовне и непростых взаимоотношениях с официальными духовными и светскими властями.
Первые русские крестьяне, осевшие в начале XVIII в. в низовьях Чумыша, в основной своей массе были раскольниками — старообрядцами поморского толка. Еще в Петровские времена здесь сложилась одна из первых в пределах Алтайского округа раскольническая пустынь Елунина [1]. Многие из первопоселенцев-староверов еще в местах исхода приобрели известную грамотность, здесь передавали ее своим потомкам. Поэтому не было больших затруднений в выявлении наставников по вере. На Чумыше в те годы известны были имена расколоучителей Ивана Семенова, Максима Абрамова, Никифора Соколова, Семена Кнутова, Ефима Иванова (Гоньбы) и других [2].
С укреплением в Сибири официальной российской церкви с ее стороны в разных формах начались гонения на старообрядчество. В 1723 г. для ликвидации раскольнических очагов на Нижнем Чумыше из г. Тара была послана воинская команда. После разгрома старообрядческой обители близ Язовой (на другой стороне Чумыша) команда двинулась на Елунину. Укрепившиеся в ней раскольники пытались откупиться, потом оказали вооруженное сопротивление и, наконец, прибегли к самосожжению. По прошествии двух с лишним десятков лет на месте Елунинской гари образовалась раскольническая деревня Шипицина. В 1752 г. в ней снова собралось «к сгорению» около пятидесяти человек. Самосожжение по каким-то причинам не состоялось, но настроившиеся на самопожертвование две женщины («девки») утопились в реке. В 1752 же г. в Шипицину из Барнаульского завода был направлен геодезии прапорщик Старцев «с пристойною командой», имея задачу захватить раскольнических предводителей Абрамова, Кнутова и Соколова. Кнутова в деревне не оказалось. Соколов был взят под стражу, а Абрамов с семьей и несколькими сподвижниками подожгли занятый ими дом, оставив прибывшему воинству шесть обгоревших трупов [3].
Потрясенные таким отчаянным сопротивлением, власти предписали в акциях по подавлению раскола не допускать самосожжений. В 1761 г. была сделана попытка «изловить» очередного расколоучителя Саву Зарывина установкой «потаенных караулов». Однако еще на подходах к Шипициной команда, подкрепленная крестьянами соседних деревень, была обнаружена раскольниками Тагильцевыми. Последние сумели убедить начальника команды Смирного в неотвратимости гари. Команда вернулась [4]. Применялись против раскольнических авторитетов и такие методы борьбы, как ложные обвинения в уголовных преступлениях, даже в связях с Пугачевым [5].
Большая ставка в борьбе с расколом была сделана на экономическое давление. Все записные раскольники облагались строжайше взыскиваемым двойным денежным окладом (налогом). Сбор его производился выборными из среды самих старообрядцев, которым устанавливалась обязательная для взыскания сумма. Сохранившаяся документация показывает тщательнее отработанную систему этих поборов [6]. Возникают раздумья об их целях: или это борьба за идейное господство, или способ пополнения казны.
И тем не менее численность состоящих в расколе нижнечумышских крестьян и их стремление сохранить независимость от официальной церкви не уменьшались. Тому немало способствовали и факторы чисто житейского порядка: будучи в расколе, не надо было для совершения обрядов и треб ездить в церковь, отстоящую за десятки верст, меньше платить священнослужителю, не столь строго соблюдать ограничения в возрасте брачующихся и т.п. В 1811 г. крестьянами-староверами в Шипициной «на мученических костях» была построена часовня. Это было довольно громоздкое сооружение из четырех комнат: первая длиной 11, шириной 7 и высотой 4 аршин, вторая, соответственно 11, 1 и 3 3/4, третья 12,11 и 4 и четвертая 8, 8 и 6 аршин . Отборный лес брали из начинающегося за деревней бескрайнего Инского бора. (Автору приходилось бывать в этом здании в середине 30-х гг., когда после некоторой реконструкции оно использовалось под сельский клуб. И тогда, через 125 лет после постройки потемневшие, толщиной в обхват бревна, с потеками янтарной смолы производили впечатление нерушимой прочности). По свидетельству профессора богословия протоиерея Д. Н. Беликова, к 1840 г. часовня имела до 103 тысяч прихожан, живущих не только в Барнаульском, но и в Кузнецком, и Бийском округах. При ней было несколько наставников. Поскольку в некоторой зависимости от Шипицынской часовни находились и другие, она именовалась соборной.
По указаниям губернских властей, часовню не раз закрывали («опечатывали»). Это порождало многочисленные жалобы старообрядцев, ходатайства, другие формы протеста, вплоть до несанкционированного распечатывания часовни. На одно из ходатайств из Петербурга последовал ответ: будет по-вашему, если примете к себе православного священника, подчиненного епархии. Чиновник для особых поручений Бабушкин в 1842 г. добился от прихожан согласия на такое решение дела, при условии, что священники не будут стеснять их в обрядах богослужения при отправлении всех треб. Бабушкин распечатал часовню. Раскольники немедленно начали использовать ее для богослужений по своим правилам. В Томске вину возложили на Бабушкина, отрешили его от должности.
С 30-х гг. XIX в. основным средством преодоления раскола стала так называемая единоверческая церковь. По замыслу учредителей, она должна была постепенно примирить старообрядчество и официальную синодальную церковь. В единоверческих храмах допускались богослужения по дораскольным обрядам и книгам. Однако священнослужители назначались епархиальной властью и ей были подчинены.
Первый шаг по учреждению единоверческой церкви в Шипициной сделал прибывший сюда в 1844 г. по делу о незаконном распечатывании часовни окружной судья Сапожков. После длительных увещеваний раскольники дали ему подписку о своем согласии на присоединение к единоверию, «с тем, чтобы... дозволено было из среды своих собратий избрать челов., достойного по поведению и уму, и его бы Его преосвященство рукоположил... в пресвитера с правом исполнения им всех треб и богослужений по старопечатным книгам и по нашему... понятию» . Далее назывались имена предлагаемых в священнослужители наиболее уважаемых наставников: Ксенофонта Шишкина, Фирса Харина, Петра Хавкунова.
Довольствуясь этой хитро составленной подпиской, Сапожков самоуверенно рапортовал Томскому гражданскому губернатору: «Прошу дозволить мне при единоверческом священнике окончательно присоединить всех раскольников из Шипициной и составить им перепись».
Дело же приняло совсем другой оборот. В Петербурге согласились на обращение Шипицинской часовни в единоверческий храм, но опять-таки при условии назначения священнослужителей епархией. Раскольники же открыли часовню, не ожидая разрешения. Полновластными распорядителями в ней стали наставники Петр Хавкунов и Фирс Харин. Это были выходцы из местных крестьян, овладевшие грамотой и проявившие хорошие волевые качества. Харин в молодости прошел воспитание в Выгорецком монастыре, учился там грамоте, состоял в певчих, изучил поморский устав. После прибытия из монастыря заступил на место настоятеля Шипицынской часовне [13].
Дальнейшее изложение перипетий борьбы между сторонниками старообрядческой часовни и единоверческой церкви заняло бы много места и времени. Скажем только, что посланники нижнечумышских раскольников длительное время находились в столице, домогались аудиенции у весьма влиятельных чинов, добиваясь возвращения храму статуса староверческой часовни. Дело закончилось тем, что в 1879 г. Шипицынский храм был закрыт. Вся его утварь перешла в достояние православной церкви, построенной к тому времени в соседнем селе Язовском [14].
В качестве священников Шипицинской единоверческой церкви за три десятка лет ее злоключений побывали Иона Васильев и Максим Конусов. Сохранилось множество их жалоб на прихожан и отписок на эти жалобы. Были составлены проекты на перестройку здания часовни в храм, но до конца они так и не реализовались.
Единоверие на Нижнем Чумыше не оставило никаких следов и вскоре было забыто. Старообрядчество продолжало существовать, постепенно, с середины 80-х гг. прошлого века, теряя своих приверженцев. Последние сколько-нибудь заметные очажки его угасли в послевоенные годы.
Примечания
- 1. Беликов Д.Н. Томский раскол (исторический очерк от 1834 по 1880-е годы). Томск, 1901. С. 1.
- 2. Документы по истории церквей и вероисповеданий в Алтайском крае (XVII-начало XX вв.). Барнаул, 1997. С. 258-259.
- 3. Булыгин Ю.С. К истории населенных пунктов на территории Тальменского района (20-40-е годы XVIII в.) // Нижнее Причумышье. Очерки история и культуры. Барнаул, 1997. С. 60.
- 4. ЦХАФ АК. Ф. 1. Оп. 1. Д. 236. Лл. 529-534.
- 5. ЦХАФ АК. Ф. 1. Оп. 1. Д. 659. Лл. 785-790.
- 6. ЦХАФ АК. Ф. 1. Оп. 1. Д. 65. Лл. 19-20.
- 7. ЦХАФ АК. Ф. 2. Оп. 1. Д. 2640а. Л. 129 об.
- 8. Беликов Д.Н. Томский раскол... С. 71.
- 9. Там же. С. 187-188.
- 9. Там же. С. 64.
- 10. ГАТО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 108. Лл. 1-6 об.
- 11. ГАТО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 108. Л. 30.
- 12. Там же. С. 64.
- 13. Там же. С. 220.
- 15. ЦХАФ АК. Ф. 2. Оп. 1. Д. 1478. Лл. 1-25.
- 16. ЦХАФ АК. Ф. 2. Оп. 1. Д. 2640а. Л. 129-131.
В.И. Казанцев, г. Барнаул, краевед
Источник:
Старообрядчество: история и культура: Сб. науч. трудов. Вып. 1. / Под ред. Дементьевой Л.С., Старухина Н.А., Старцева А.В. — Барнаул: Из-во БГПУ, 1999.