О старообрядческом хоре Покровского кафедрального собора, что на Рогожском кладбище в Москве, вспоминает Галина Александровна Мариничева. Ее рассказ живо повествует о церковном хоре, о пении на клиросах, о ведущих певцах и чтецах духовного центра старообрядчества середины XX века.
Совершенно незабываемое впечатление оставил о себе любительский хор Покровского собора, пение которого в послевоенный период стало заметно совершенствоваться с каждым днем. В 1945-1946 гг. вернулись с фронта певцы, которые сразу заметно обогатили хор. Особенно отличались такие знатоки старинного пения, как братья М.Ф. и В.Ф. Лазаревы, В.Р. Лазарев, М.Д. Нешин, И.Е.Чирков, В.А. Крылов, В.С. Иванов, А.М Лукин и многие-многие другие. Имея не только знания церковного пения, но и прекрасные выдающиеся голоса, они совершенно преобразили хор. С мужскими голосами гармонично слились прекрасные голоса наших ведущих певиц, таких, как Ф.С. Нешина, её сестра З.С. Нешина, В.А. Лаврентьева (Устинова), И.И. Лазарева, В.Л. Нестерова (Устинова) и множество других. К этому основному ядру хора уже нетрудно было присоединиться и другим певцам, в том числе молодежи, только что делающей свои первые шаги, и создать мощный и красивый хор. В 1946-47 гг. он насчитывал примерно 100 постоянных певцов.
Для молодежи имели большое значение даже те несколько спевок, которые провел руководитель левого клироса В.П. Марков. Вскоре по окончании войны до нас дошел слух, что в Московской консерватории готовится духовный концерт, на который будут приглашены певцы Рогожского кладбища для исполнения крюкового пения. После этого и были срочно организованы спевки. Для выступления были выбраны несколько замечательных церковных песнопений, в частности, ирмосы «Волною морскою», благовещенская стихера «Благовествует Гавриил» и другие.
Еще не вникнув в технику исполнения песнопений, я уловила главную мысль нашего руководителя, которую потом отразила в своем стихотворении «Певцу»:
«Певец, ты призван к высшему служению —
Петь славу и величие Творца!
Ты струн души коснуться должен пеньем
И пробудить дремавшие сердца».
На спевки все собирались с огромным удовольствием, особенно молодежь. Отрабатывали каждый звук, каждое слово. Увы, концерт так и не состоялся, прекратились и спевки... Но я лично очень благодарна этим мимолетным спевкам, которые дали очень многое для углубления познаний о сущности церковного пения. Ведь кроме этих спевок, очень кратковременных, нас никогда и никто не учил — все постигалось только на практике, самоучкой. Много раз обращались наши архипастыри — архиепископ Иринарх и епископ Геронтий — в Совет по делам религиозных культов о разрешении организовать курсы церковного пения и чтения, о создании пастырских курсов, но разрешение получено не было.
В 1946 году на левом клиросе произошли большие перемены: в январе нашего уважаемого руководителя В.П. Маркова возвели в сан диакона, и руководство перешло к И.К. Дроздову (Служение В.П. Маркова в сане оказалось очень кратковременным: в июле 1946 года он скоропостижно скончался).
Ответственность за высокий уровень церковного пения приняло на себя наше духовенство. Совершенно особое внимание к пению и лично к певцам проявлял епископ Геронтий. С юных лет любил он церковное пение. Будучи еще священником в с. Стрельниково Костромской области, он создал замечательный хор, выучив целую плеяду певцов, способных не только хорошо и правильно петь, но и быть руководителями хора. Я никогда не забуду замечательную руководительницу стрельниковского хора, ученицу епископа Терентия В.Г. Антонову (впоследствии инокиня Валерия). Под ее руководством процветал Стрельниковский хор, который и до сего времени хранит старинные певческие традиции, привитые основателем хора, и это — живая память о трудах епископа Геронтия.
Слева направо в первом ряду: регент и учительница старообрядческого пения В. Г. Антонова, настоятель стрельниковского храма священник Иосиф Карпов, староста М.Г. Антонов; во втором ряду: Боронин В.Г., Шутаричев В.Д. и Скобелкин С.Ф.
И вот теперь, прибыв в Москву, епископ Геронтий стал внимательно следить за пением, направляя его по старинному, классическому старообрядческому руслу. Если он замечал какое-то отклонение, например, непозволительную втору в унисонном пении, он немедленно делал строгое замечание нарушителю, и пение исправлялось. Очень трогательно было внимание епископа Геронтия к певцам. Если кто-то на воскресной или праздничной службе отсутствовал, он немедленно справлялся у родных или по телефону, по какой причине певец не пришел к службе. Большое внимание к пению и лично к певцам проявлял также и настоятель храма протоиерей о. Василий Королев, что также очень ободряло певцов: каждый чувствовал себя нужным в общем деле служения святому храму.
Под таким исключительно чутким вниманием и заботой духовных руководителей хор расцветал, и, как цветы под солнцем, стали развиваться и проявляться среди певцов замечательные таланты.
Особенно ярко выделялись своими оригинальными, уникальными дарованиями чтец М.Ф. Лазарев и В.Р. Карнеев. В хор Рогожского кладбища они пришли еще перед войной, когда закрылись те храмы, где они пели ранее — на Тверской и на Апухтинке. Но узнала я их только в послевоенное время, и их исключительные дарования были для меня открытием.
Впервые такое открытие состоялось для меня в день уже упоминавшейся мною первой послевоенной Пасхи — 8/21 апреля 1946 года. Нужно было найти чтеца для чтения пасхального Апостола во время пасхальной литургии. Выбор пал на только что вернувшегося с фронта М. Ф. Лазарева. Молящихся — полон храм. Даже певцам огромного хора приходится напрягать голоса, чтобы они не потонули а сплошном море народа. Не заглохнет ли голос одинокого чтеца в такой многотысячной толпе? И вот раздается удивительно чистый звучный баритон «Прокимен псалом Давыдов. Сей день, иже сотвори Господь, возрадуемся и возвеселимся в онь». Голос взлетал высоко, свободна как бы без всякого напряжения. С душевным подъемом хор повторил за чтецом слова прокимна. И далее слышим уставный старообрядческий речитатив начала Апостола: «Первое убо слово сотворих о всех, о Феофиле...» Весь храм замер... Каждое слово слышалось явственно, отчетливо, выразительно. Мне показалось, что такое чтение я слышу впервые в жизни... Но вот чтение подходит к концу... Голос чтеца поднимается все выше и выше. Не сорвется ли? Нет! Голос звучит легко... В произносимых словах, в тоне, в интонациях чтения чтец находит все новые краски выразительности. Приближается конец чтения: «... Несть ваше разумети времена и лета, яже Отец положи Своею областию. Но приимете силу нашедшу Святому Духу на вы, и будете Ми свидетеле, во Иеросалиме же, и во всей Иудеи и Самарии, и даже до последних земли...» Последний протяжный звук его голоса неизмеримой высоты, но чистый и легкий, улетает как бы в небо. Также удивило и восхитило меня произнесение им «Аллилуия» по окончании чтения Апостола, — певуче, не спеша, без единой остановки, ни разу не передохнув.
Все это было необыкновенно. Очарование его чтения оказалось настолько сильным, впечатляющим, что один из присутствовавших в храме, не выдержав нахлынувшего чувства, нарушил строгую церковную дисциплину, воскликнув во весь голос: «Честь и слава тебе!» Как я узнала впоследствии, певческий талант у него проявился еще в юности. Очарованные его уникальным голосом, светские специалисты привлекали его к театральной деятельности, где прочили ему славу большого певца. Но по совету и благословению матери он отказался от открывающейся перед ним дороги мирской славы, чтобы весь свой огромный талант посвятить на служение Церкви — на украшение ее богослужений пением и чтением.
Церковные службы он любил с самого детства. Особенно интересовался правильной классической постановкой диаконских чтений: специально ездил по старообрядческим храмам, наблюдая за постановкой голоса и речитативом чтений старых старообрядческих диаконов, стараясь перенять у них все лучшие традиции старинного чтения, их погласицу, выговор, речитатив. Имея великолепный прирожденный голос, он не довольствовался этим, но постоянно работал над правильностью произношения и дыхания, отрабатывая каждый звук в отдельности. Отсюда и произошло это чудо — высокое совершенство исполнения им как апостольских чтений, так и церковных песнопений.
Обладая большим голосом, в хоре он никогда не выделялся, то есть был хорошим хористом. Но если ему приходилось солировать, то он поражал всех и силой, и красотой своего голоса, умением владеть им в самых различных нюансах пения: и там, где требовалась мощь и торжественность, и там, где нужно было проявить самые мягкие, самые нежные оттенки. Чтобы понять и оценить это, достаточно вспомнить его торжественные и трогательные запевы: «На реце Вавилонстей...», его исключительно торжественное исполнение в алтаре вместе с духовенством пасхального кондака «Аше и во гроб», его запевы славословия «Слава Показавшему нам свет», его запевы хвалитных стихер.
И, конечно, самым неподражаемым, совершенно уникальным из всего многообразия церковных песнопений было исполнение им светильна на Великий Пяток — «Разбойника благоразумного». Здесь особенно ярко проявилось его умение владеть тончайшими переходами звуков — от самых низких и до самых высоких, умение передать глубину мысли и чувства исполняемого молитвословия. Его огромный талант ценили не только москвичи, но и старообрядцы других общим, куда его часто приглашали, чтобы украсить то или иное торжество пением и чтением.
Огромным художественным дарованием отличался и известный певец Рогожского кладбища В.Р. Карнеев. Находясь с детских лег при церкви, он хорошо знал порядок церковной службы, церковное пение и чтение. Обладая прекрасным голосом, он был замечательным певцом и искусным чтецом. Особенно хорошо исполняя он чтение канонов, преимущественно богородичных. Он читал их не только безупречно грамотно, четко и доходчиво, но всегда с особым подъемом вдохновения, так, что одной своей интонацией уносил молящихся на высоту молитвенного чувства. Но пришло время, когда во всю ширь развернулся и другой его талант: талант руководителя хора, которым он стал после смерти руководителя левого клироса И. К. Дроздова. Под руководством В.Р. Карнеева хор как-то по-особому оживился, стал монолитнее, одухотвореннее.
Мне рассказывали, что со стороны, слушая пение левого клироса, можно было иногда наблюдать удивительное явление. Вот поет левый клирос, вроде бы и неплохо, ровно, спокойно. Вдруг с этого же клироса послышалось пение совершенно другого хора — мощного, торжествующего... Что за чудо? Откуда вдруг взялся этот новый и такой прекрасный хор? Оказывается, это только что пришел Василий Родионович, и с его приходом, как только он взял в руки указку, с первым звуком его голоса, хор неузнаваемо изменился.
У Василия Родионовича была какая-то удивительная способность зажигать людей внутренней энергией, моментально поднять настроение хоря, вселить уверенность, особую одухотворенность и торжественность. Чем еще отличалось его руководство? В исполнении песнопений он никогда не ускорял темпа пения, но и не растягивал, находя как раз ту «золотую середину», при которой не теряется ни песенная мелодия, ни смысл выпеваемых слов. Петь с ним было необычайно легко. У каждого из певцов, казалось, при его руководстве появлялся как бы новый голос, более легкий, более звучный, который как бы и не уставал даже при длительной нагрузке. Облегчало и то, что в его руководстве не было шаблона и однообразия, притупляющих внимание. В зависимости от содержания песнопения, оно звучало то мощно и торжественно, то мягко и лирично. Так, например, за всенощной, просительная ектения «Исполним заутренния молитвы наша» пелась удивительно лирично, тихо, нежно, как бы на одном дыхании, и это особенно трогало сердца молящихся.
Все певцы левого клироса любили петь под его руководством, несмотря на его крутой характер. Количество певцов увеличивалось; привлеченная прекрасным пением, на клиросе стала появляться и молодежь, приход которой В.Р. Карнеев всегда приветствовал.
Конечно, ему одному не удалось бы достичь таких успехов. Большой опорой и помощью были для него ведущие певцы левого клироса — И.Е. Чирков и В.А. Крылов. И.Е. Чирков в прошлом был регентом в Коринкинской общине. Его прекрасное знание крюкового пения и звучный лирический тенор много способствовал уверенности, твердости пения хора. Немалой поддержкой был и В.А. Крылов, изучивший церковное пение в училище Рогожского кладбища у такого знатока, как М.Д. Озорнов.
И.Е. Чирков помимо церковного пения увлекался живописью — был самодеятельным художником. Некоторые из свою произведений он принес в дар Московской общине. Незадолго до своей смерти он составил и подарил общине Рогожского кладбища фотоальбом с фотографиями деятелей Рогожского кладбища.
Конечно, нельзя здесь не вспомнить и других выдающихся певцов нашего храма, таких, как великолепный знаток старообрядческого пения С.Т. Кленов, обладавший исключительно красивым лирическим тенором, который у него удивительно сохранился до глубокой старости. С конца 40-х, в 50-е и 60-е годы он служил сначала диаконом, а затем священником в Покровском храме Рогожского кладбища. Нельзя не вспомнить певца и чтеца Е.Р. Воропаева, который запомнился прихожанам храма своим оригинальным исполнением чтения с подчеркиванием наиболее значительных выражений читаемого текста. Особенно незабываемым осталось в памяти исполняемое им чтение паремий в Великую Субботу. Нельзя по-особому не вспомнить и певца А.М. Лукина, голос которого был подобен гудящему басовому колоколу, и на фоне этого бархатного звука особенно отчетливо и красиво оттенялся хор высоких голосов. А все другие певцы, имена которых даже и не перечислишь! Каждый из них вносил свою долю в прекрасное исполнение Рогожского хора. А ведь все работали... И после работы, усталые, спешили не домой, к отдыху, а на новый труд, труд для храма, для украшения церковного пения, для участия в обшей церковной молитве... И не удерживала никого ни усталость, ни жар, ни холод... Особенно вспоминаются мне службы в зимнее время, когда изо рта певцов вырывались клубы пара в морозном воздухе храма, но они пели, подогреваемые горящими сердцами... И чувствовали себя счастливыми в единстве своей любви к храму Божию...
Воспоминания Галины Александровны Мариничевой «В ожидании благовеста» были напечатаны в нулевом и первом номерах журнала «Церковь» (1990-1992). Данный раздел воспоминаний напечатан в сборнике «Духовные ответы».
Источник: Духовные ответы. Выпуск № 4. Китеж. — Москва, 1994
.
